Владимир Марков-Бабкин - 1917: Государь революции [litres]

Вон, стоят, рожи кривят родственнички мои. И доклады моих спецслужб и сведения, добываемые моей личной разведкой камердинера Евстафия, свидетельствовали о том, что вот уже несколько дней в Москву съезжаются члены Императорской Фамилии. Наносят друг другу визиты, осторожно прощупывают почву, ведут разговоры весьма интересные (просто удивительно, как много люди лишнего болтают при слугах, очевидно, воспринимая их как предмет меблировки). Общее настроение – наш Миша сошел с ума и определенно опасен для окружающих. И если до вчерашнего вечера большинство из них было убеждено, что на казнь великих князей я не решусь, то уже этой ночью в их рядах бушевала откровенная паника. Было совершенно очевидно, что дай этой публике месяц-другой, их абстрактные разговоры наверняка материализуются в какой-нибудь очередной заговор.

Не сбавлять темп, опережать на шаг, а то и на десять – вот залог моего выживания, причем в буквальном смысле этого слова. Только разогнав маховик революционных изменений в обществе, я смогу избежать банального дворцового переворота. Темп и масштаб коренных преобразований должен быть таким, чтобы государственная элитка не успевала организоваться и подготовить удар, а настроение улицы и общественное возбуждение должно исключать прохождение переворота без последующей революции. Именно угроза все сметающей революции должна удерживать моих противников от решительных действий.

Опора на народ и работа с массами – вот мои козыри в этой Большой Игре. Братец Коля слишком верил в сакральность императорской власти, не уделял должного внимания пропаганде и слишком не доверял средствам массовой информации. А точнее, просто не умел с ними работать. А для меня Министерство информации, вероятно, куда более важно, чем то же самое Военное министерство.

Кстати, удивили меня сегодня не только немцы. Прибывший из Рима маркиз делла Торретта привез мне личное послание от моего итальянского царственного собрата, короля Виктора-Эммануила III. Причем неожиданно теплое послание, полное сожалений о ссоре между союзниками и озабоченности относительно судьбы Русского экспедиционного корпуса во Франции. Выражалась также готовность Италии выступить посредником в урегулировании конфликта и предложение перевести русские бригады на итальянский фронт. Звучали уверения в том, что наши бригады будут приняты итальянским народом со всеми почестями и со всем мыслимым радушием.

Отдельно и особо отмечалось, что, как страны-союзницы, Итальянское королевство и Российская империя должны поддерживать друг друга и всячески сотрудничать.

В общем, было очевидно, что мой итальянский коллега уже со всей ясностью понимает перспективу предстоящего циничного кидка со стороны старших партнеров по Антанте и того, что Италия ничего не получит по итогам войны, если не позаботится об этом заранее. Вот Витек и ищет себе союзников среди «союзников». А что, я не против. Мне также союзники необходимы. Итальянцы, конечно, вояки еще те, но технически куда продвинутее России, обладают приличным флотом и прекрасным стратегическим положением. А нам нужны инвестиции, технологии и новые заводы. Если удастся плотно засотрудничать в военно-технической сфере, то это будет прекрасно.

К тому же, если все сложится благополучно, возможно и не исключено, что мне удастся даже повлиять на политические расклады в послевоенной Италии. Тот же Муссолини сейчас все еще в социалистах и, не исключено, что мои народные шоу с Освобождением и Служением могут прийтись и ему по душе. А там, как знать, как оно все повернется.

Так что послание мной было встречено благосклонно, в ответном письме была выражена благодарность, много еще более теплых слов и предложение дружить домами. И кстати о домах. Помнится, у итальянского короля через пару лет дочь будет на выданье. Это, конечно, дело такое, загадывать не стоит, но матримониальную карту можно попытаться разыграть, если случай представится. Как говорится, обещать – не значит жениться, а тут даже про обещания речь не идет. Так, намеки, разговоры, возможные перспективы в деле усиления сотрудничества и будущего союза между двумя великими державами. Опять же с вероисповеданием наверняка будет затык, уж очень неохотно католические принцессы меняют свою конфессию, а русская императрица обязательно должна быть православной. Хотя Париж, пардон, Москва – стоит мессы, не так ли?

Впрочем, понесло меня куда-то сильно в далекие дебри. Даже не заметил, как над площадью показался мой агитационный дирижабль. Восстановленный на голом энтузиазме техниками Гатчинской офицерской школы генерала Кованько, сей аппарат был мной бессовестным образом мобилизован в интересах Министерства информации. Для военных целей он не годился, а вот нести в массы слово – самое то! Вон как красиво он смотрится в голубом небе – весь красный такой, со Звездами Богородицы на бортах, и тянет на тросе кумачовое полотнище с лозунгом: «Честь в Служении!» Красота, да и только. Сколько людей его сегодня увидели и еще увидят? Десятки, сотни тысяч! А Суворин собирается его использовать, что называется, на износ. Причем не только над Москвой, но и устраивая агитационные пролеты по всей империи. Даже во Владивосток собирался отправить при случае. А он такой, он может, я уже убедился.

Москва. Дом империи.

29 марта (11 апреля) 1917 года

Вести с Западного фронта говорили о многом. Пусть официальные данные были всерьез засекречены, но и без всяких немецких хроник было ясно – потери у англо-французов просто чудовищные. И, судя по всему, потери эти куда больше, чем были в моей версии истории, уж не знаю по какой причине – то ли за счет того, что немцам реально удалось увеличить количество войск в местах ожидаемого наступления, то ли из-за того, что выходка русских бригад сыграла роль, а может, и нервы взбешенного Нивеля дают о себе знать при планировании операций. В общем, бог весть. Но потери колоссальны!

Разумеется, военная цензура Британии и Франции старается нивелировать «успехи» Нивеля, простите за каламбур, но разве можно утаить в мешке шило такого размера?

А за окном шумела Красная площадь. Спешили прохожие, звенели трамваи, бегали мальчишки с газетами. Мне не было слышно, что именно они там выкрикивали, но общее содержание прессы я, разумеется, знал. После некоторых колебаний я таки дозволил печатать фотографии, сделанные немцами во время англо-французского наступления. Вышли они рядом и в контексте с общими рассуждениями местных, прости Господи, политологов, про то, как мудро поступил царь-батюшка, решив уберечь Россию от… Ну, в общем, в таком вот духе.

– Государь!

Я обернулся.