Дмитрий Зурков - Игра без правил: Игра без правил. Контрфевраль. Последний рывок [сборник litres]

– Это почерк Ольги… Николаевны… – негромко произносит стоящий рядом Воронов.

– Помимо этого доступ в общие комнаты и опочивальни императорской семьи ограничен, в коридорах дежурят офицеры вашего, Павел Алексеевич, Гвардейского экипажа. Простите… Выход из дворца запрещён. Сам дворец оцеплен, везде матросы с винтовками…

– Простите, Евстафий Иванович, что-нибудь известно об охране? Где, кто и сколько? – Пора переходить к делу, а не тянуть кота за бубенчики.

– Не торопитесь, Денис Анатольевич! Во дворце те матросы, кто стоит в оцеплении, и те, кто уже сменился. Все они находятся на первом этаже…

– Подвахта… – бормочет про себя Воронов.

– На втором этаже дежурят только офицеры… Павел Алексеевич, вы больше должны быть в курсе, сколько их там.

– …Всего – одиннадцать. Во дворце можно использовать человек семь, не больше. Остальные должны следить за нижними чинами. Но это – из Экипажа. Кирилл Владимирович мог привести с собой ещё кого-нибудь.

– Кого и откуда?

– Замечал его несколько раз с какими-то гвардейцами. Полки разные. Возможно, свёл знакомство с ними, служа при штабе Верховного главнокомандующего.

– Хорошо, будем считать – две смены по шесть человек, вряд ли больше. Чем вооружены?

– Штатно… – Воронов задумывается. – Нет, эти оба в отпуске… У всех – наганы и кортики.

– Евстафий Иванович, а как вашей барышне удалось выйти за пределы охраняемой территории? – теперь интересуюсь у доктора.

– Сделала так, как и договаривались. Сказалась больной, подняв себе температуру…

– Капля йода на рафинад? – вспоминаю классику школьных отмазок.

– Нет-с, голубчик. – Доктор смотрит на меня немного удивлённо, затем раскрывает тайну: – По три столовые ложки соли в чулки и походить часок-другой… Доктор Боткин констатировал высокую температуру, её обыскали и отправили от греха подальше – цесаревичу нездоровится, подозрение на корь. Хорошо, что Иван Петрович уже давно всем прививки сделал… Барышня сразу пришла ко мне.

– Понятно… Через ворота нам ходу нет, давайте думать, где можно незаметно просочиться за периметр. Евстафий Иванович, у вас нет хотя бы приблизительного плана местности?

– Есть. Но прошу вас, Денис Анатольевич, выслушать меня до конца, прежде, чем примете своё окончательное военное решение. – Доктор немного обиженно выделяет интонацией предпоследнее слово. – Я уполномочен сообщить вам, господа, следующее… После событий тысяча девятьсот пятого года по приказу императора были начаты секретные работы по устройству подземной железной дороги. Она должна была соединить Александровский дворец с Императорским павильоном на станции, чтобы в случае чрезвычайных обстоятельств Семья могла незаметно… эвакуироваться.

– Откуда у вас такие сведения, доктор? – с сомнением интересуется Воронов. – Слухи ходили, но конкретно никто ничего не знал.

– И не мог знать. Секретность была высшей степени…

– Тогда откуда вы это знаете?

– От генерал-майора Цабеля. Командира Собственного Его Императорского Величества железнодорожного полка. Фёдор Артурович прислал мне его ответ на запросы сенатора Гарина, который занимался строительством, и великого князя Михаила Александровича…

– И что, по ней можно добраться до дворца? – возбуждённо вопрошает Воронов.

– К сожалению, информация неоднозначная. Он посылал доверенных офицеров проверить состояние дороги. Тоннель местами подтоплен, кое-где – выше человеческого роста. Более того, одного из них ударило электрическим током, видно провода подмокли. Вывод – использование невозможно.

– Тогда зачем вы нам об этом рассказываете?

– Затем, чтобы при эвакуации императорской семьи вы не совершили ошибку и не полезли в опасный тупик, если его величество предложит этот путь. Но есть другой вариант… От дворца есть отдельный подземный тоннель к гаражу. Его величество не раз пользовался им, он любил бывать в мастерских.

– А эта информация откуда? – теперь уже я опережаю Воронова.

– От того же сенатора Гарина. Личный шофёр императора Адольф Кегресс подтвердил мне это. Естественно, после вручения… скажем так, верительных грамот.

– Насколько ему можно верить?

– Думаю, что можно. Кегресс предан императору, имеет чин прапорщика, принимал присягу. Я уже имел с ним беседу, он согласен содействовать. Я сейчас ему телефонирую, где-то через час он будет здесь…

Ну, господа гвардейские моряки тоже присягу принимали, а теперь вон к Кирюхе переметнулись. Ладно, будем посмотреть. Если сдаст и приведёт в засаду… Примем кое-какие меры предосторожности, мало не покажется. Если что – будем прорываться в открытую, там не так уж и далеко. Штабы штурмом брали, чем дворцы хуже? Прошлый раз Зимний брали, теперь – Александровский на очереди. Переколотим там немного мебели и посуды, думаю, простят и не осудят…

Аркадий Игоревич Черепков ещё раз растёр рукой раненую и оттого ноющую из-за смены погоды ногу и, подойдя к столу, начал собираться. Оттягивать побег далее было невозможно и, более того, – опасно.

Сборы были недолгими, благо Аркадий Игоревич, будучи в прошлом весёлым и общительным человеком, хоть и не чурался общения с прекрасным полом, но супругой судьба обзавестись не благоволила. И не последнюю роль в этом сыграли сначала кончина горячо любимой матери и затем ранение с последующим увольнением со службы. Так что всю семью его составляла немецкая овчарка Шарлотта Каролина Федерика Гретхен фон Графрат, отзывавшаяся тем не менее на имя Грета и квартировавшая в отличие от прочих сторожевых собак в одной комнате с хозяином.

Именно она не позволила Аркадию Игоревичу заниматься самоедством и искать утешения от душевных терзаний в рюмке чего-нибудь крепкого. Заметив, что он ставит на стол бутылку, она тут же начинала имитировать немедленную потребность в прогулке и в процессе сборов на оную в порыве буйной радости якобы нечаянно сшибала ёмкость с алкоголем на пол. На улице она, несмотря на грозный вид, неизменно вызывала симпатии окружающих, тут же изъявлявших желание погладить или «угостить милую собачку чем-нибудь вкусненьким». Среди искренних поклонниц Греты была и великая княжна Ольга Николаевна, не забывшая о том, кто смог вывести погоню на след похитивших её бандитов и что сама овчарка сражалась, как говорили, с пятью вооружёнными противниками. Наверное, вследствие этой симпатии уволенного со службы в Департаменте полиции по причине ранения собаковода взяли, как выразилось новообретённое начальство, «из соображений христианского милосердия и за участие в вызволении великой княжны из рук заговорщиков» на необременительную должность смотрителя Императорского собачьего питомника, в чьи обязанности входил лишь отбор щенков и обучение их караульной службе для охраны царской резиденции.