Вадим Леднев - Свинцовые дни

К тому моменту, как Света принесла горячее, мы уже прикончили полкило. Я было хотел добавки, но Генка взвыл, что душа его больше не принимает этот клоповник и потребовал вина. Я внял просьбам друга, и заказал семьсот пятьдесят "крымского" портвейна. Мы ведь в те годы действительно крепким не баловались, все больше на сладенькое налегали - портвешки, плодово-выгодные и прочую вермуть. Правда на последних курсах я облагородился и стал употреблять всякие рислинги да каберне, в народе небрежно называемые "сухарем" и кислятиной.

В беседе с Генкой, я понял, что рассказывать мне особо нечего. Ну учился, ездил в стройотряды, влюблялся в сокурсниц, окончил с красным дипломом, устроился стажером в закрытое НИИ. Все это было мелким и ничтожным по сравнению с Генкиными рассказами о флотской жизни. Служил мой приятель в "рулях", так называлась штурманская боевая часть или БЧ-1, по специальности штурманский электрик. Оказывается, все боевые части имели смешные, непонятные сухопутному уху названия: "маслы" - электро-механическая; "рогатые" - ракетно-артиллеристская; "румыны" - минно-торпедная и так далее.

"Раз решили мы бухнуть от скуки, - рассказывал он, - дело зимой было, а зима там жуткое дело, сплошная ночь - к обеду солнце выползет на полшишки и опять за горизонт. Скинулись, ну и пошли два наших моремана в самоволку. У штурманОв есть такая привилегия: скажешь вахтенному на трапе, мол, на флагман надо за картами, или за метеопрогнозом, или еще какой хренью и тебя без разговоров пропускают на берег, а дальше через гору и в город. Правда в Североморске с этим делом строго, не дай бог на глаза патрулю попадешь, проблем не оберешься. Короче, страшно, но жажда сильнее страха. Дошли они до магазина, уговорили какого-то сердобольного мужика взять вина, (матросам там спиртное ни хера не отпускают) он и купил им семь огнетушителей. Они их в сумку и скачками до корабля и уже на горе сообразили: а заносить-то как? На трапе стопудово сумку обшмонают и вместо праздника на губу угодишь. Спрятали они бутылки в снег и на корабль, совет держать. Недолго думая, взяли мы два рулона карт. Один большой, другой маленький. Внутрь большого вставили пятилитровую банку, а внутри маленького просто оставили пустоту. Сошли вдвоем с корабля, нашли бутылки и слили винище в банку, а последнюю бутылку сунули в маленький рулон. Так и пошли - впереди я с большим рулоном, сзади Мелкий с маленьким. А винище-то в снегу охладилось чуть ли не до минусовой температуры, а я, когда собирался варежки забыл, а у банки крышки не было. Иду, банку за донышко поддерживаю, чтоб не выпала, а вино, сука, плещется и на руки проливается. Пока до корабля дошли, пальцы окоченели до полной бесчувственности. Надо по трапу подниматься, а он скользкий и обе руки заняты за леера не придержаться. Сейчас, думаю, или выроню или наебнусь и что-то будет. Но дошел как-то. Зато офицер вахтенный в нашу сторону даже не глянул".

Таких историй у Генки имелся непочатый край. Из них складывался образ величайшего распиздяя всех времен и народов.

Жемчужиной коллекции, была легенда о том, как он ездил в город Баку поступать в военно-морское училище.

"В Союзе штурманские факультеты есть только в двух училищах, - рассказывал Генка, - Ленинградском имени Фрунзе и Каспийском имени Кирова. Ленинградское наш старлей заканчивал и от него мы знали, что порядки там строгие - уставщина и муштра. Терпеть это еще пять лет мне совсем не улыбалось, и я выбрал Бакинское училище. У нас стажировались два его выпускника - полные раздолбаи, толстые и веселые - юг есть юг".

Наступило лето и ему оформили документы на поступление.

До Баку он добрался без приключений. Описывал Генка столицу солнечной республики в самых восторженных тонах. Такой свободы не было даже на гражданке. "А воздух, какой там воздух! А море!" Днем абитуриенты готовились к экзаменам, а вечерами и по выходным шлялись по городу, сидели в кафешках, ходили в кино и на пляж, бухали дешевое вино, знакомились с девушками (русских там много). Местные черныши офицеров недолюбливали, зато к младшему составу относились вполне лояльно. Экзамены Генка сдавал без проблем, но перед последним, по физике, ухитрился заболеть дизентерией. "Жарко там очень, пить все время хочется. Вот и попил водички из-под крана". Слег в госпиталь на две недели, а экзамены тем временем окончились. Настало время возвращаться на север. Скворцову оформили проездные документы, и он решил съездить в город, напоследок кутнуть. Кутнуть кутнул, но при этом подтвердил свою славу раздолбая и умудрился где-то потерять военник, в котором, к тому же лежало командировочное предписание и билет на поезд. "Парадка-то ушитая и карманы мы зашивали, чтоб не топорщились, а военник за ремень засовывали. Вот он где-то и выпал, а я по пьяни не заметил". Таким образом, всех документов у Генки остался один комсомольский билет, который он не брал с собой. С этим багажом он и поплелся в отдел кадров училища, где его послали подальше, заявив, что не знают кто он такой и знать не хотят. На следующий день старший матрос Скворцов явился в Бакинскую комендатуру и пожаловался на жизнь. Помощник коменданта позвонил в приемную начальника училища, тот устроил разнос своим подчиненным и Генке выписали дубликат командировочного предписания. Толку с этого предписания было ноль, потому что, во-первых, билет теперь надо было покупать за свои деньги (которых не было), а во-вторых - не было в продаже самих билетов. Юг, разгар лета, какие билеты, вы, о чем? Генка попытался сесть в поезд зайцем, но его каждый раз вытуривали проводники. И тут ему повезло - прямо на перроне он встретил того самого сердобольного майора помощника коменданта. В поезде Баку-Ленинград ехала группа детей поступать в Нахимовское училище, майор пришел их проводить и заодно пристроил Генку на место одного заболевшего парнишки.

Однако доехал Скворцов только до Минеральных вод, где ночью сошел с поезда. Нет, нет, не из дезертирских побуждений. Просто он очень долго был, на севере, оставался еще год с лишним и поэтому парень решил сперва заехать домой в Обнорск, немного отдохнуть. Неделька другая ведь ничего не решает, правда? Успеет еще наслужится.

Ситуация в Минводах была схожей с Бакинской - ни денег, ни билетов - но осложнялась отсутствием доброго майора. Тогда Генка набрался наглости и атаковал проводников поезда Минводы-Обнорск. Здесь были не тертые Бакинские упыри, а русские девчонки-студентки. Размахивая у них перед носом своим предписанием, он потребовал немедленно везти его к месту службы. Девчонки дрогнули и отправились к начальнику поезда. Начальник - молодая тетка, прониклась сочувствием к парнишке и согласилась дать место... но, при условии полной оплаты проезда. Трудно сказать, на что он рассчитывал, когда стоял возле ее купе. Скорей всего полагался на авось. И тут ему повезло во второй раз. К нему приблизился молодой человек приятной наружности, очевидно привлеченный морской формой и поинтересовался, чего он тут грустит? Быстро выяснилось, что приятный молодой человек является выпускником того самого Каспийского училища, которое он только что закончил и получив воинское звание едет в отпуск на родину. Узнав в чем состоят Генкины затруднения, лейтенант ни секунды не колеблясь, достал из портмоне два червонца и вручил их старшему матросу, после чего удалился в направлении вагона-ресторана.