Владислав Стрелков - Тропой мужества

Они идут по аллее, а вокруг люди. С флагами и бантами из черно-оранжевых полос на груди. Многие флаги странные, но и ленты...

- Это символ воинской славы, - поясняет парень, заметив внимательный взгляд Иванникова.

Антон оглядывается, видит пожилого человека и как на стену налетает. Старик держит в руках гвоздики, здоровается, принимает поздравления, сам поздравляет. На его пиджаке медали и ордена. Иванцов никогда не видел столько наград. Он уважительно смотрит на старика, а глаза так и косятся на ордена. Большинство наград незнакомы, например, самый первый ряд начинается с незнакомой медали, или скорее ордена в виде звезды со Спасской башней и надписью 'Слава' в центре, которая висит на колодке с георгиевской лентой. И острый взгляд выхватывает еще одну.

- За взятие Берлина, - читает он на аверсе.

- Есть за взятие Будапешта, Вены Кенигсберга, - слышит он голос Сергея, - но эта самая памятная медаль. Пойдем.

Они идут к Вечному огню. Вокруг цветы, венки с лентами. И все вопросы отпадают. Трехцветные флаги, двуглавый орел на них... все это становится лишним, не важным, потому что на ленте венка Антон читает - 'С днем Победы!', '9 мая', 'Я помню 1941-1945! Я горжусь!' ...

Хочется заплакать, но как? Тело как не своё. Вдруг он узнаёт такие подробности, что...

- Мы победили! - говорит Иванцов, справившись с волнением. - И цена нашей Победы велика. Почти три десятка миллионов человек! Сколько же людей погибло! Хороший парней и девчат! Они могли быть как ты, или твои друзья. Стать учеными, врачами, учителями, строителями. Что-то придумать, изобрести, усовершенствовать. Выйти в космос, к звездам лететь...

Он смотрит на пламя, рвущееся из центра звезды.

- Огонь - это правильно. Это верно. Символ чистоты и горящего сердца. Символ памяти... - И Антон вспоминает слова из песни, - вечный огонь, нам завещанный одним, мы в груди храним...

- Что можно сделать? - после минутного молчания спросил Антон. - Как мне поступить?

- Мой дед всегда говорил - по совести, - говорит парень. - По своей совести.

- Он воевал?

- Нет, деду в сорок пятом только семнадцать исполнилось. Мой прадед погиб на войне. Пропал без вести.

- Делай что должен и будь что будет?

Сергей не отвечает. Его образ размывается, мемориал сменяется на лесной пейзаж, а вместо парня над ним нависает немецкий солдат. И он что-то требует. Встать и сдаться? Где наган? Рука чуть сдвинулась, но больше ничего сделать не вышло, пришла боль. На миг взор затуманился, но когда полегчало, немец не исчез. Внезапно Антон понял - это уже не сон и не бред. Нависший над ним враг реален.

И он не один - вокруг расположились другие солдаты. Они держали на прицеле всех бойцов, уже разоруженных, без ремней, стоящих угрюмо в паре метров.

- Aufstehst!

Встать требует. Немецкий Антон знал неплохо. В школе по языку стояла пятерка. Попытка приподняться оказалась неудачной. Боль из раны прострелила все тело и лишила сил.

- Aufstehst! - повторяет солдат и направляет ствол карабина точно в грудь. На его лице написана готовность пристрелить раненого русского, чтобы снять все проблемы.

- Я помогу.

Карабин дернулся в сторону говорившего, но немец понял, и поощрил движением ствола. Иванцова подхватили под здоровую руку и помогли встать. Антон вдруг увидел, что у него тоже отсутствует фуражка, портупея и командирский планшет. Удивленно осматриваясь, он еще обнаружил, что с рукавов волшебным образом исчезли все нашивки. Причем места их были замазаны грязью. Он провел рукой по вороту - знаки на петлицах тоже отсутствовали. Теперь он от других бойцов не отличался.

- Stehen! - громко скомандовал немец, - Hände hoch!

Антон поднял руки и один из солдат принялся его обхлопывать, явно ища спрятанное оружие. Он проверил и карманы, но они тоже оказались пусты. Куда исчезла командирская книжка и партбилет? Кто срезал нашивки и убрал с петлиц знаки. Куда делась планшетка с портупеей? Иванцов посмотрел на понуро стоящих бойцов, глянул Бесхребетного, поддерживающего его. Ответ был очевиден. Только Бесхребетный был рядом с ним, и только он мог убрать с формы все знаки принадлежности к командиру. Зачем он это сделал? Когда успел? Знал?

Но есть и другие важные вопросы. Откуда появились немцы? Как они могли так тихо подойти к выставленному охранению, причем с разных сторон. Почему никто из бойцов не заметил врага? Почему не смогли предупредить остальных? Это предательство! И в подозрении опять только один - Бесхребетный. Стало до того досадно, что боль и головокружение отступило, а в голове прояснилось. И появилась другая мысль - если Бесхребетный предатель, то зачем скрыл, что Иванцов командир?

Для прояснения недостаточно фактов и Антон решил подождать.

Тем временем немцы образовали что-то вроде конвоя и один из них, с знаками фельдфебеля, скомандовал:

- Vorwärts!

Бойцы понуро двинулись. Впереди из чащи появился мужичок, нагруженный винтовками, портупеями и вещмешками. Немцы явно не хотели оставлять трофеи в лесу, и использовали местного. Вслед мужичку шел солдат, явно не доверяя носильщику. А местный-то непростой - на правом рукаве Иванцов заметил белую повязку. В голове всплыло - полицаи, добровольные помощники, предатели. Выругавшись про себя, Антон сосредоточился на том, чтобы не упасть ненароком, несмотря на поддержку бойца.

Тропа, даже не тропа, а просто путь, проходил через заросший подлеском сосновый бор. Кусты орешника сменились ивняком, и потянуло прохладой. Послышалось журчание воды. Родник. Антон невольно сглотнул. И не только он. Через какое-то время Иванцов обнаружил, что они двигаются по тропе, явно натоптанной жителями от родника. Тропинка вывела на грунтовку, а вдалеке стали заметны дома.

Это не хутор, это деревня. Домов было много, на первый взгляд около двух десятков, возможно больше. У околицы стоял бронетранспортер, а рядом часовой, внимательно смотревший на приближающуюся процессию. Он что-то сказал и на бронетранспортере появился солдат. Он довернул ствол пулемета и направил на колонну.

- Lass Willie, sie sind nicht mehr gefährlich! - Крикнул фельдфебель. - Es ist besser, jemanden nach gauptman zu schicken. Sag mir, die anderen russen haben geführt.*

Антон прекрасно понял немца и насторожился. Это значит посланные на разведку бойцы тоже в плену. Как их угораздило? Стало еще досадней. Это он виноват, плохо инструктировал. Плохо выбрал добровольцев, умеющих вести разведку. Надо было подготовленного посылать. Но имелся только один, и он доверия как раз не имеет.

- Antreten! - скомандовал фельдфебель, и махнул рукой, из чего пленные поняли, что надо построиться.

Немец прошелся вдоль строя, пристально вглядываясь в лица, будто только что увидел. Вернулся на центр.

- Kommissare, Juden Schritt nach vorn! - Скомандовал он. - Verstehen sie?*

Никто не двинулся. Бойцы угрюмо молчали, смотря перед собой. Лишь один Антон смотрел на врага, но выходить он не собирался. И виду не подал, что он прекрасно понимает.