Роман Злотников - В кольце врагов

Словно от горечи сморщился великий князь Киевский Изяслав, выслушав гонца. Пришла новая беда, и хотя ждал он ее, а все же в душе надеялся, что избежит Русь набега половецкого. Но не миновала его землю сия чаша… Тяжко, горько задумался князь: только год прошел с битвы на Немиге, где дали бой полочане Всеслава Брячиславича, и бились они крепко. Темно было небо от сотен стрел, взмывающих в воздух, с яростным криком бросался в атаку враг снова и снова. Тысячи русичей погибли с обеих сторон в братоубийственной битве — и вот теперь новый удар врага. А дружина киевская едва ли не на треть сократилась на Немиге!

Собрать ополчение, вооружить всех, дать коней… Слишком долго. Сколько скакал сюда гонец с линии? А сколько времени многотысячному половецкому войску потребуется, чтобы сломить сопротивление порубежников и хлынуть в земли переяславские, грабить и убивать? Нет, на помощь брату идти нужно немедленно! Собрать верных гридей, да дружину боярскую, да ополченцев конных сколько можно за три дня, взять с собой еды запас малый и к брату поспешить на помощь! Да, русских витязей будет меньше, но княжеские дружины сильны таранным копейным ударом! А уж коли удастся напасть внезапно, то и вовсе не устоять орде вражеской, побегут поганые! Лишь бы порубежники хоть немного времени дали, хоть ненадолго половцев задержали…

Задача оборонительной линии — не пропустить врага. Для того и валы с палисадами, для того и засеки. Конечно, малый отряд и переправится через реку, и в итоге заберется на вал — если, конечно, раньше его не заметит дозор и не встретит мечами да саблями разъезд русский. Но все же это реально. Однако крупное войско будет бесконечно долго даже просто переправляться через реку и преодолевать вал с лошадьми — если это вообще возможно. Нет, степнякам нужен удобный брод или переправа — а ведь часть их также перекрыта глухим валом! Но и русам нужен выход в степь, так что наиболее удобные броды с той стороны под защитой надвратных башен. А помимо собственного гарнизона каждый проход рубежа прикрывают дружины крепостей.

Войско половецкое несколькими отрядами подступило к Посульской линии и также в нескольких местах попыталось прорваться. И в каждой точке переправы их встретили русские дружины градом стрел, намекая незваным гостям, что законы гостеприимства не распространяются на разбойников!

Между тем самый сильный свой отряд — пять тысяч отборных воинов — Шарукан вывел к крепости Воинь, одной из первых, заложенных Владимиром у слияния Днепра и Сулы. Древний русский замок имеет прочный тын из двойного частокола, засыпанного внутри землей и камнем, семь наугольных и одну надвратную башни. Защищает его гарнизон в четыреста опытных дружинников во главе с воеводой Храбром. Последний, послав гонцов в Переяславль, велел собрать всех проживающих в крепости женщин, стариков да детишек, позволил ратникам отслужить с ними службу да молебен, и проститься. После чего приказал вывести всех жителей из Воиня, дал им с собой запас хлеба и отправил искать укрытия в окрестных лесах. Сам Храбр с болью в сердце смотрел в сторону куцей цепочки беженцев, среди которых шагала и его молодая жена с годовалым малышом на руках.

Как же хотелось ему бросить все и вместе с ними уйти, спрятаться под покровом лесным, под сенью дубов вековых! Но воеводу держал долг. Ведь его и воинов, ведомых им в бой, как раз для того сюда и поставили, чтобы налетчиков степных на Русь не пропустить. Чтобы и дальше, внутри княжества, не пришлось бабам да деткам малым по лесам прятаться, а коли и пришлось — так чтобы было время у них уйти! Чтобы князь мог успеть дружину собрать да ополчение вооружить и врезать степнякам покрепче!

Он, Храбр, этот долг хорошо понимал, равно как и его воины. А тоску свою воевода намеревался в крови вражеской утопить — и потому боль свою от разлуки с семьей не отпускал, а в душе копил. Знал: настанет час, когда сил держать меч в руках уже не останется. И вот тогда боль ему эта ох как пригодится!

На третий день вышел сам Шарукан с войском к Воиню. Ох и много людей у половецкого хана, много! Заполонило войско вражеское степь у берега Сулы, волнуется сердце русское при виде леса копий над головами кочевников! Но Храбр знал — дойдет дело до сечи, и рука русского ратника не дрогнет. И сколько бы ни было у врага сил, все равно ему придется растянуть их на переправе, никуда половцам от нее не уйти. А со стены и башен лучник добрый достанет брод и на трети реки!

Зашумели рога степняцкие, пошли половцы в атаку. Лихо бросили наездники куманские скакунов в воду, яростно заорали разом, грозно! Но дружина Храбра все к встрече гостей дорогих приготовила, лучшую сталь для них наточила.

Уже на середине реки врага встретил первый залп стрелков русских, укрывшихся до поры за валом. Два, а то и три десятка наездников и скакунов они разом ссадили! Но лучшие воины Шарукана закованы в панцири пластинчатые, прочные, не каждая стрела их возьмет. Да и сами они стрелки лихие, за триста шагов точно бьют из луков степных, составных! Полетели смертельные гостинцы от врага, стали падать с вала русичи. Тогда приказал им Храбр до поры укрыться.

Выход к броду защищает прочная надвратная башня. С боевого яруса атакует врага десяток лучников, не страшащихся смерти. А вот им и помощь — ударили русы со стен, да башен Воиня, полетели стрелы в следующего по броду врага. Вновь падают всадники да кони половецкие, вновь воды Сулы окрасились их кровью. Но много половцев, много, по десятку на каждого руса, прут густым валом — чего им бояться защитников, столь малых числом? Вот уже и стрелки на башне повыбиты все, вот уже и ворота ее деревянные загудели под ударом бревна окованного…

По сигналу воеводы пустили стрелы в воздух лучники, укрывшиеся за валом. Бьют они прямо в небо, так чтобы стрела к облакам летела и, наклонившись в вышине, отвесно падала вниз, поражая сверху врага. Да только щелкают тетивы лучников на стенах крепости, посылающих оперенную смерть в затормозивших на переправе половцев!

Тяжко приходится степнякам. Другие бы уже бежали, но лучшие воины Шарукана боятся гнева вождя, да выручают их брони дощатые*43. Бьют они в ответ часто, озлобленно, лишь звенит тетива. И хотя частокол защищает русичей до живота, а нет-нет да и находит стрела половецкая грудь иль голову ратника… Но все ж пока держится дерево башенных ворот, и гибнут степняки во множестве.

Однако черный час настал — затрещали створки, завизжали куманы, навалившись на ворота, — поддались! А впереди только проход на сторону русскую, свободный и светлый! Бросились туда половцы спешенные, что створки ломали, и с разбегу на колья, в яму волчью, за башней отрытую… За ними уж и всадники в ворота разбитые ворвались, да не успеть им скакунов горячих затормозить! А коли и получается коней осадить, сзади-то напирают, давят неудержимо, толкают! Посыпались степняки на колья вместе с жеребцами, дико заорали покалеченные люди да животные… И под этот звериный вой половцы, кто сумел наконец затормозить, да сзади напирающих упредить, отпрянули назад, лишившись мужества. Страшно в яму-то! Побежали куманы за реку, обратились в бегство, под стрелами людей теряя, да сотоварищей на броду топча!