Анатолий Дроздов - Пистоль и шпага [СИ]

— Потери? — спросил генерал.

— 98 нижних чинов и один офицер. Погиб поручик Голицын, — Спешнев вздохнул. — Ранен, но остался в строю командир артиллерийской роты штабс-капитан Зыков. Огнем неприятеля разбиты три пушки. Вывезти их нет возможности — французская артиллерия расстреляла упряжки. Погибли двое ездовых и большинство коней. Уцелевшие разбежались. Зарядов к орудиям нет, у солдат осталось не более десяти патронов на душу.

«Это он извиняется, — понял Багратион. — Господи, какой же молодец!»

Спрыгнув с лошади, он подошел к майору и крепко его обнял.

— Благодарю, Семен Павлович! — сказал, отступив. — Видел, как вы дрались. Орлы! Слушай меня! — повернулся он к адъютанту. — Всех офицеров батальона представить к орденам. Нижним чинам десять… нет, пятнадцать крестов. Выдать сегодня же! Погоди, не нужно, сам вручу. Тяжко пришлось? — спросил Спешнева.

— Нелегко, — кивнул тот. — Не чаяли выжить. Но с Божьей помощью… — майор перекрестился. Багратион последовал его примеру.

— Просьбы есть? — спросил участливо.

— Во флешах к нам присоединились гренадеры Астраханского полка — те, что уцелели. Осталось двадцать восемь нижних чинов. Их полк погиб, командир тяжело ранен, других офицеров нет. Прошу разрешения оставить солдат в батальоне. Они храбро дрались.

— Хорошо, — кивнул Багратион и добавил: — я слышал про ранение Ивана Филипповича, главнокомандующему о том донес. Даст бог выживет.

— Руцкий говорит: шанс есть.

— А, твой певун, — улыбнулся генерал. — Как показал себя в деле?

— По просьбе полковника Буксгевдена повел роту и четыре пушки в северную флешь. Отбил ее у неприятеля. После гибели Голицына, возглавил оборону укрепления и сумел отразить две атаки французов. При этом под его началом была неполная рота егерей и взвод астраханцев. Ходатайствую о присвоении подпоручику Руцкому следующего чина.

— Он и этот только-только получил, — проворчал Багратион. Руцкого он не жаловал. Странный лекарь, надевший офицерский мундир, раздражал командующего своим независимым поведением и неведомо откуда взявшимися знаниями, коим у такого человека, если рассудить, взяться неоткуда, но, подишь ты, имелись. Не получивший хорошего образования, Багратион завидовал тем, кому это удалось. Но если к выпускникам Пажеского корпуса или кадетских училищ он относился спокойно, то этот выходец из Европы, успевший послужить Бонапарту, действовал ему на нервы. В то же время генерал понимал: Руцкий полезен: и как офицер, и как предсказатель намерений неприятеля. Главный удар французов он угадал безошибочно, как и их фланговый обход под Смоленском. — Ладно, — сказал Багратион, увидев огорченное лицо Спешнева. — Подумаю.

— Ваше сиятельство! — внезапно раздался крик адъютанта. — Гляньте!

Все невольно посмотрели в сторону, куда он указывал. С юга надвигалась лавина. Не менее полка кавалеристов в синих мундирах, с пиками, на которых трепетали флажки, мчались к кучке русских солдат и офицеров.

— Поляки! — с ужасом сказал адъютант, опуская подзорную трубу. — Прорвались!

На мгновение все стоявшие вокруг генерала онемели, в том числе и он сам, потому что представили, что произойдет с ними спустя несколько минут. Первым нашелся Спешнев.

— Батальон! — закричал, надсаживая голос. — К отражению кавалерийской атаки в три шеренги становись! Пушки вперед!

«Зачем пушки? — подумал Багратион. — У них же нет зарядов». Однако, глянув на фейерверкеров с тлеющими фитилями в пальниках, сообразил, что орудия артиллеристы Спешнева притащили с зарядами в стволах. Наверное, не успели выпалить по неприятелю.

— Ваше сиятельство! — подвел к нему коня адъютант. — Скорей! Скачем в Семеновское. Там полк драгун.

— Не успеем, — процедил генерал, и это было правдой. Поляки были уже совсем близко. Багратион ясно видел, что не успевают даже пушкари, лихорадочно катившие орудия перед строем егерей. Он вытащил из ножен шпагу. Смерти генерал не боялся, но погибнуть так глупо — за позициями своей армии, от пики польского улана…

В следующий миг произошло неожиданное. Со стороны Семеновского вылетела полусотня казаков и, вопя и улюлюкая, на полном ходу врезалась в фланг польских кавалеристов. Те от неожиданности встали и подались назад. Казаки же, сбив ближних к ним всадников пиками, выхватили из кобур пистолеты и разрядили их в противников. После чего схватились за сабли. Но поляки не зря считались лучшими кавалеристами Европы. Самоубийственная атака сынов Дона если и привела их в замешательство, то буквально на миг. Прозвучала команда, уланы развернулись фронтом к казакам, в следующую минуту, волна всадников в синих мундирах и черных киверах поглотила храбрецов, а когда отхлынула, на поле остались кони без всадников и тела на вытоптанной земле.

Однако смерть Чубарого и его людей — а это были они, дорого обошлась полякам. Несколько минут заминки дали возможность артиллеристам Спешнева поставить пушки в линию и навести их на врага. Грянул залп. Пять снопов картечи проделали в строе уланов зияющие бреши. Следом ударили ружья. Их залп буквально смел передовые шеренги всадников.

Но поляков было много, в несколько раз больше, чем пехотинцев, и ими командовал решительный офицер. Прозвучала команда, и уланы, опустив пики, ринулись на обидчиков. Однако, подскакав ближе, наткнулись на ежа: русские егеря успели перестроиться в каре. Уланы окружили его со всех сторон и встали: кони не шли на штыки. Подскочивший полковник разглядел внутри маленького каре помимо бросивших пушки артиллеристов, нескольких штабных офицеров и одного из них — с эполетами генерала. Присмотревшись, полковник узнал Багратиона. Портреты его и других русских командующих печатали французские и польские газеты.

— Там Багратион! — закричал полковник, указывая саблей. — Командующий русской армией. Взять его! Вперед!

Уланы, опустив пики, попытались прорвать строй егерей. Не вышло. Пики длиннее пехотного ружья со штыком, но их не держат за пятку, так что до русских они не доставали. Зато егеря в ответ тыкали штыками в морды коней, и те, крича от боли, отскакивали. Стоявшие во второй шеренге русские палили по всадникам. Стреляли почти в упор, и потому не промахивались. Один за другим храбрые польские уланы падали под копыта своих коней. Некоторые, достав пистолеты из седельных кобур, палили в ответ, но большей частью промахивались: попасть с пляшущего коня даже в близкую цель — та еще задача. Если и попадали, то место упавшего русского занимал другой. Подскакивали артиллеристы и, подхватив выроненное убитым бойцом ружье, становились в строй. Поляки топтались у каре уже с десяток минут, перед ним росла груда тел людей и лошадей, но прорваться внутрь все получалось.