Анатолий Дроздов - Пистоль и шпага [СИ]

— Что тот спрашивал? — поинтересовался Кутузов.

— Главным образом хотел знать, собирается ли государь Александр Павлович заключать мир с узурпатором. Французы знали, что я еду из Петербурга — при мне нашли предписание из Военного министерства прибыть в распоряжение Главного штаба Русской армии.

— И что ты ответил маршалу?

— Что государь не обсуждал со мной этот вопрос.

— Славно! — восхитился Кутузов. — Ай, да молодец! Государь не соизволил говорить о мире с капитаном, — он хохотнул. — Крепко француза осадил.

— Между прочим, правда, — пожал плечами офицер. — Государь со мной об этом не беседовал. О другом — да, и много, но о мире ни слова.

— Что? — изумился Кутузов. — Государь удостоил вас аудиенции?

В волнении светлейший не заметил, как перешел на «вы». Младшим офицерам, особенно молодым, а также близким ему генералам он говорил «ты», о чем все знали и не обижались.

— По повелению государя меня отозвали из армии в Петербург, где я встречался с его императорским величеством более десяти раз. Если быть точным, тринадцать, считая последнюю аудиенцию.

Кутузов ошеломленно смотрел на стоявшего перед ним офицера. Государь подолгу беседовал с каким-то капитаном? Но о чем? Чутье опытного царедворца подсказывало, что здесь кроется важная тайна, которая не предназначена для посторонних ушей. А вот ему нужно знать непременно.

— Господа! — сказал светлейший присутствовавшим при разговоре генералам и полковнику Толю. — Прошу оставить нас с капитаном наедине.

Подчиненные поклонились и вышли.

— Говори! — произнес Кутузов, когда за последним из них затворилась дверь. — Зачем ты понадобился государю?

— По образованию я лекарь, — начал офицер. — Учился за границей. Практиковал в Кельне, откуда против своей воли был взят во французскую армию военным медиком. Служил под началом маршала Виктора, пока, наконец, не сбежал и не перебрался в Россию. Здесь вступил в русскую армию, где случай свел меня с директором медицинского департамента Военного министерства Виллие. Яков Васильевич узнал, что я умею сводить мозоли на ногах, и написал о том государю. Александр Павлович давно страдал от этого недуга, вот и повелел доставить меня в Петербург. Только попрошу, ваша светлость, о том никому не говорить. Мозоли — хворь не стыдная, но не дело, если в армии станут это обсуждать.

— Не скажу, — заверил Кутузов. — Продолжай.

— Мозоли я свел. Дело это не быстрое. Приходилось делать размягчающие ванночки, ставить компрессы. Во время таких процедур государь милостиво соизволил беседовать со мной.

— О чем? — спросил Кутузов.

— Любопытствовал про битву под Бородино — и не только. Спрашивал про Смоленск и прочие сражения. Требовал говорить подробно, ничего не утаивая.

— Про оставление Москвы спрашивал?

— Да. Интересовался, что я думаю об этом.

— И как ответил?

— Оставление Москвы стало тяжкой, но вынужденной мерой. Попытка не пустить врага в старую столицу кончилась бы уничтожением армии. Вы поступили мудро, ваша светлость.

— Так и сказал?

— Именно, ваша светлость!

— А государь?

— Удивился. Сказал, что впервые слышит такое от офицера. Что другие ругают вас, на чем свет стоит.

«Да, — помрачнел Кутузов. — Желающих расшибить лбы о французские ядра пруд пруди — как в армии, так и в Петербурге. Кто ж тогда Бонапарта из России прогонит?»

— Отчего ж думаешь, не как все?

— Так ведь все на виду, ваша светлость, — пожал плечами капитан. — Вздумай мы разбить французов в генеральном сражении, неизбежно потерпели бы поражение. Армия Бонапарта сильна, и ею командует гениальный полководец. Вон, под Бородино еле выстояли. Я был там, бился на Семеновских флешах и воочию видел, как силен француз. Трупы людей и коней лежали горами. Заманив узурпатора вглубь России, мы растянули его коммуникации, на которых сейчас действуют наши летучие отряды. У французов недостаток провианта и фуража даже в Москве. Их солдаты и кони голодают. И чем дальше, тем хуже для них. Голод и холод убьют их больше, чем наши пушки и ружья. Потому Бонапарт и рвется на старую Калужскую дорогу. Для него это возможность пройти по незатронутой войной местности и пополнить припасы. Наша задача — не пустить.

Хм! Кутузов с интересом смотрел на офицера. Капитан рассуждал как опытный стратег, это было непривычно слышать от офицера в таком чине. «Руцкий, Руцкий, — мелькало в голове. — Где-то я слышал эту фамилию. Что-то связанное с наступлением французов. Но вот что?» Так и не вспомнив, светлейший вызвал колокольчиком адъютанта.

— Позови Толя! — велел офицеру.

Спустя несколько секунд в кабинет вошел генерал-квартирмейстер.

— Скажи мне, Карл Федорович, — обратился к нему Кутузов, — где я мог слышать фамилию этого молодца? — он указал на капитана. — А то вертится в голове, а на ум не приходит.

— От генерал-майора Сен-При, — незамедлительно ответил Толь. — Эммануил Францевич рассказывал о подпоручике, прежде служившим у Бонапарта, который, опираясь на свое знание тактики французской армии, верно предсказал направление удара неприятеля сначала под Смоленском, а затем под Бородино. Досадовал, что такого полезного офицера отозвали в Петербург. Еще Руцкий отличился при нападении поляков на командующего Второй армией. Когда Багратиона ранили, он оказал ему помощь, которую директор медицинского департамента Виллие нашел правильной и своевременной.

— Вспомнил, — кивнул светлейший. — Меня тогда удивила эта история. Какой-то подпоручик и так верно угадал. Ты у нас, оказывается, стратег, — улыбнулся он капитану. — А что в чинах так сильно подрос? Из подпоручиков да в капитаны?

— Государь соизволил пожаловать меня поручиком по гвардии за захват пушек у неприятеля незадолго до Бородино, — не замедлил с ответом офицер. — Но я обменял чин на армейский. Военный министр, граф Аракчеев, это одобрил. К сожалению, доказать этого не могу — французы отобрали бывшие со мной бумаги. Но можно направить запрос в министерство — там подтвердят.

— Так ты и с Алексеем Андреевичем встречался? — удивился Кутузов.

— Имел беседу, — подтвердил офицер.

«Непростой человек, очень непростой, — подумал светлейший. — Государь с ним беседует, затем Аракчеев. Что-то здесь не так. Не прислал ли Александр Павлович ко мне очередного соглядатая?» Помедлив, Кутузов отверг эту мысль. Соглядатаев царя в армии и без того хватает — к тому же чинами выше. Тот же Бенигсен пишет на него кляузы в Петербург, и не только Бенигсен — «доброхотов» хватает. Куда ж еще одного? Но проверить нужно.

— Государь не предлагал тебе остаться при его особе?

— Предлагал, ваша светлость, — подтвердил офицер. — Но я попросился в армию. Какой от меня прок в столице? А вот воевать я умею.