Максим Дынин - О дивный Новый Свет!

За очередным “Йевером” – весьма, кстати, неплохое пиво от немецких фризов – я задал наконец свой вопрос:

– Володя, а зачем тебе теплоход?

– Видишь ли, один из моих здешних партнеров – один из его бизнесов – речные круизы – решил обновить свой флот, а я как раз подумал – теплоходы на наших реках не дотягивают до уровня комфорта, который нужен западным туристам. Захотел попробовать, тем более, деньги в последнее время появились.

Действительно, гостиница, которую он снял для нас с ним, была четырехзвездочной, а когда я пытался схватить хоть какой-нибудь счет, он с улыбкой закрывал его своей рукой и говорил, что, мол, после всего, что я для него сделал в Штутгарте, его очередь.

– Кстати, – продолжил Володя, – а как тебе мое новое приобретение?

– Симпатичный кораблик.

– По океану мы на нем, конечно, ходить не будем – тоннаж и мореходность подкачали. А вот по Ладоге с Онегой вполне можно совершить круиз.

– А как ты его назовешь?

– “Форт-Росс”.

– Неужели в честь бывшей российской колонии в Калифорнии?

– А почему бывшей? Ты знаешь – де юре эту колонию до сих пор можно считать российской – американцы так и не заплатили за нее и трети оговоренной суммы.

Этого я не знал, но спорить не стал (а вдруг сказанное им и в самом деле правда?), после чего задал ему следующий вопрос:

– А куда мы на нем поедем?

– Не поедем, а пойдем. Команда теплохода готова выйти в море хоть завтра. А мы с тобой, и еще с одним человеком, полетим в Питер – город посмотришь, пока теплоход будет добираться до России. А там нам предстоит вояж, который, как мне кажется, тебе должен понравиться.

– А что это за человек, с которым ты меня хочешь познакомить?

– Будущий директор моей круизной компании, и не только. Поедешь со мной в аэропорт сегодня вечером? Заодно я вас и познакомлю.

Я сразу понял, о ком шла речь, когда увидел пассажиров рейса Петербург-Гамбург. В окружении в большинстве своем довольно страшных немок шла красивая голубоглазая блондинка лет тридцати, стройная и весьма стильно одетая.

– Лена, знакомься, это мой друг Леша. Леша, а это Лена, моя невеста.

Как когда-то меня учила бабушка, воспитывавшаяся в детстве в русском институте в Ницце, я поднял ее руку к губам и, не дотрагиваясь, сделал вид, что ее целую.

– Как галантно! – засмеялась Лена. – Так вот ты какой, северный олень.

– Северный олень?

– Присказка такая. Я о том, что в первый раз вижу потомственного эмигранта. Ладно, ребята, поехали, а то я устала – в Питере уже за полночь.

На следующее утро, мы стояли у белоснежного теплохода, сверкающего свежей краской. Лена взяла бутылку привезенного ею «Советского шампанского», разбила о борт корабля, и торжественно произнесла:

– Нарекаю тебя «Форт-Россом»!

Через три часа, все формальности были закончены, и мы в тот же вечер улетели в Питер. Конечно, я подсознательно боялся, что КГБ, или как там именуется его преемник, арестует меня прямо в аэропорту. Но пограничник лишь улыбнулся, когда штамповал мой паспорт, и я оказался в городе, где ребенком жила одна из моих бабушек, которая не уставала повторять, что красивее города на земле нет.

После такси из Пулкова, где я, увы, попытался пристегнуть ремень, в результате чего на моей куртке появился черный диагональный след, мы добрались до Коломенской улицы, в самом сердце города. Володя был москвичом, а Лена – из Питера, чем она очень гордилась. Единственное, о чем они иногда спорили, был вопрос о том, что лучше – Москва или Питер. Они обсуждали архитектуру, музеи, театры, кухню, людей… На все попытки Лены привлечь меня к дискуссии я отвечал, что, пока не посмотрю Москвы, ничего по этому поводу сказать не смогу. И мне ее обещали показать «в очень скором времени.» Не вдаваясь, впрочем, в подробности.

А пока у меня появилась возможность осмотреть город, который для моих предков так и остался российской столицей. Меня поразили огромные просторы города – величественная Нева, площади, дворцы, храмы. И, конечно, Невский проспект.

Лена взяла меня в оборот, и каждый день поручала меня новой подруге, которая, так сказать, по совместительству служила моим гидом. Дамы старались всячески меня занять – кто водил в музеи, кто в театр, кто возил в Царское Село и Павловск… Все, как на подбор, были красавицы, хорошо образованные, интересные, и мне понравилась каждая из них, а две или три – особенно. Но лучше бы меня познакомили с одной – новое знакомство, а то и два, в течение дня не давали мне возможности сблизиться с кем-либо из них.

Но все равно – стоять рядом с прекрасной женщиной на берегу величественной Невы, да еще и в белую ночь – а мы приехали к самому концу сезона этих знаменитых ночей – или, чуть позже, «глядя на луч пурпурного заката», было просто наслаждением. Когда-то давно я успел побывать в Хельсинки. Там белая ночь была не более, чем курьезом – я специально выходил в час ночи на улицу, чтобы почитать книжку на лавочке. Здесь же, в сочетании с просторами Невы и необыкновенной архитектурой города, это напоминало сказку.

А дней через десять, Володя мне сказал:

– Завтра отправляемся. Так что пакуй вещи.

– А куда мы пойдем?

– Ладно, так и быть, открою тебе нашу «страшную тайну». Путь наш лежит на Валаам и в Кижи. Будет первый прогон «Форт-Росса» по будущему туристическому маршруту. Через три дня вернемся в Питер, и тогда сгоняем в Москву.

– Так я и Питер еще толком не посмотрел…

– Успеешь. Ты же еще приедешь на нашу свадьбу.

На корабле нас уже ждали несколько друзей Володи – по военной выправке было легко понять, что все мужчины – офицеры, хотя только один из них все еще находился в строю. Большинство же или были Володиными партнерами, или работали у него, или занимались самостоятельным бизнесом. Все, кроме одного.

Отец Николай Кремер тоже был когда-то офицером. Его предки жили в местечке Долгиново в Белоруссии. В 1942 году латышские каратели уничтожили почти все еврейское население Долгинова и окрестных деревень. Лишь двести семьдесят человек – женщины, дети, и старики – смогли уйти к партизанам; из них, политрук Николай Киселев вывел двести восемнадцать человек через линию фронта к своим. Одной из спасенных им девушек была Фрида, которой суждено было стать матерью будущего священника.

А в это время, его отец, Михаил Кремер, воевал в артиллерии. Михаил сражался с первого дня, и чудом избежал смерти под Смоленском – его, тяжело раненого, эвакуировали в тыл за день до образования Вяземского котла. Потом ему «везло» и дальше – долгое отступление к Сталинграду, разгром под Харьковым в 1943 году, Курская дуга… И, наконец, освобождение Белоруссии в сорок четвертом. Там он и узнал о трагедии родного Долгинова. В 1945 году он случайно познакомился с Фридой и узнал от нее, что его семья была уничтожена еще в 1942 году. Они с Фридой поженились, и последним ребенком из семи – единственным мальчиком – стал Николай, названный в честь Николая Киселева.