Игорь Валериев - Поход [litres]

Между тем Чжао закончил говорить, и из толпы к нему вышел небольшого роста молодой, лет двадцати, парень. В серой куртке-кимоно, подпоясанный желтым поясом, и в того же цвета коротких, ниже колена, просторных штанах, заправленных в белые гетры, с кожаными тапочками на ногах, парнишка на фоне худого, высокого и нескладного предводителя отряда «Дадаохуэй» выглядел каплей ртути. Бритая голова, на которой я увидел три круглые точки-шрама, длинный, похожий на саблю, клинок заставили меня судорожно сглотнуть слюну.

«Млять, это мне что – монаха из монастыря Шаолинь подсовывают?! – подумал я, глядя на то, как без лишних движений, плавно и гармонично идёт паренёк. – Вот это засада. И, судя по трём точкам на голове, молодой человек многого достиг в своей монашеской жизни. Выжить становится всё труднее и труднее».

В своём мире, когда увлекался боем на шестах, не прошёл и мимо истории Шаолиньского монастыря. Тогда же узнал, что помимо церемонии обривания головы в буддистских монастырях есть еще одна традиция – «очищение сердца». После попадания в монастырь, по истечении некоторого времени, потраченного на учебу, тем, кто показал особые успехи в учении, старший монах, старый хэшан дословно, наносит первый «цзеба». Это ритуальный шрам, что называется «очищением сердца». Далее, если в течение следующих двух лет человек покажет себя с достойной стороны, то получает право на второй шрам – «лэфу», то есть «радость и благополучие». Третий шрам получить было уже сложно и долго. Обычно успешные и, соответственно, пожилые монахи за годы службы в монастыре обретают пять-шесть шрамов. В Шаолине можно было встретить монахов с восемью или девятью шрамами.

Засмотревшись на парня, я чуть не пропустил момент подхода ко мне Чжао с офицером Ли.

– Переведите ему, господин Ли, что сейчас он будет биться с одним из слабейших воинов отряда уважаемого Чена. Он ещё ученик. Чтобы силы воинов были равны, мы дадим тебе твое оружие, – громко произнёс главарь бандитов. Дождавшись, когда Ли закончит перевод, он с хитрой улыбкой вставил шашку в петли портупеи за моей спиной. – Руки, извини, развязывать не буду. Ты же десятерых воинов обещал убить, а тут только один ученик.

Не дождавшись перевода для меня, Чжао захохотал, а за ним взорвалась смехом толпа. Поморщились только двое – офицер Ли и монах. Оглянувшись, я увидел, как Тонких и Зарубин с горечью и обречённостью смотрят на меня. Желая их поддержать, улыбнулся и подмигнул, хотя у самого на душе кошки скреблись. Когда китайцы согласились на бой, надежда пришла, сейчас если и не ушла, то её осталось совсем мало.

«Ну шо, гладиатор хренов, пойдем, развлечём народ! – подумал я, получив толчок в спину от Чжао, и сделал два шага навстречу подошедшему улыбающемуся противнику. – А ты, сынок, думаешь, что уже победил? Будешь на публику красоваться со своим кунг-фу?! Это мы сейчас посмотрим, у кого он толще».

Монах, спрятав меч за спину, поклонился. Я стоял в двух шагах от него и рассеянным взглядом смотрел перед собой.

– Лю Юн, не убивай его сразу. Наши воины должны увидеть, как ты играешься с этим казаком. Он хорошо подготовлен, поэтому играй, но будь осторожен, – произнёс Чжао. – Как только мы с господином Ли отойдём к уважаемому Чену, можешь начинать.

Я услышал за спиной удаляющиеся шаги, сам же продолжал следить за Лю рассеянным взглядом.

– Начали, – услышал я через несколько секунд громкую команду на русском от комбата Ли, хотевшего, видимо, хоть как-то помочь мне.

Монах, сделав широкий шаг правой ногой, ударил своей саблей-мечом снизу справа налево и вверх. В верхней точке развернув лезвие сабли, полоснул в обратном направлении. Я просто разорвал дистанцию, сделав шаг назад. Со связанными руками что-то другое было придумать тяжеловато. От следующего рубящего удара увернулся аналогично. Ещё после нескольких ударов «храброго» – так переводилось имя моего противника – Лю и я значительно приблизились к группе китайских командиров.

В этот момент монах нанёс быстрый колющий удар в мою стоящую впереди правую ногу, и, несмотря на мою реакцию, полностью избежать удара мне не удалось. Делая шаг назад, я почувствовал несильное касание кончика меча противника чуть выше колена.

– Лучше один укол, Лю, чем сто рубящих ударов?! В Шаолине узнали об этой истине? – произнёс я на китайском в лицо противнику, чем вызвал его неподдельное удивление и сбил темп его следующего удара.

Сабля не так быстро в выпаде устремилась к моему левому плечу, и её лезвие встретило на своём пути моё левое предплечье. За моей спиной громко вскрикнули Тонких и Зарубин, но для меня их вскрик заглушил тихий скрип разрезаемых верёвок.

Именно такого удара противника я ждал в течение боя из-за того козыря, который был у меня в рукаве левой руки. Козырь назывался кожаный чехол с двумя метательными ножами, который крепился у меня на предплечье. Этот чехол мне подарили браты на моё двадцатилетие. Метательные ножи, которые в чехле прикрывали сверху и снизу предплечье, были изготовлены из крученого харалуга кузнецом дядькой Каллистратом по моим чертежам метательного ножа «Лидер» из моего времени. Этот нож из-за балансировки было сподручно и оптимально метать, держась за рукоять.

Как чехол с ножами не заметили, когда мне вязали руки, я объяснить сам себе не смог. И хотя добраться до ножей я со связанными руками не мог, у меня теплилась надежда, что кто-то поможет мне освободиться. И вот этим помощником стал монах Лю. Лезвие его сабли под углом в сорок пять градусов прошлось по трём виткам верёвки, связывающей мои руки. Нож на внешней стороне предплечья и кожа чехла не позволили добраться клинку до тела.

Я отскочил назад на пару метров, разводя руки в стороны. Левая рука стала полностью свободной, на правой болтались остатки верёвки. Не медля ни секунды, правой ладонью за спиной я подбил вверх кончик ножен. Шашка в ножнах выскочила над моим левым плечом, была перехвачена за середину левой рукой. Дальше всё было отточено до автоматизма. Выдернуть шашку полностью, опуская её по дуге вниз, правой рукой взяться за гусёк шашки и резко развести руки в стороны. Левая рука с ножнами пошла на отбив клинка Лю Юна, попытавшего достать меня следующим уколом в грудь, а правой с шашкой с доворотом тела я попытался рубануть по шее прыткого монаха. Не достал. Тот, будучи шокированным такими резкими изменениями в вооружении противника, отскочил от меня на три-четыре метра, резко разорвав дистанцию.

Это мне и было нужно. Всю тактику и стратегию этого боя я выстраивал под то, чтобы оказаться вооруженным рядом с главарями бандитов. Почему? Очень просто! У двух предводителей восставших были мой маузер и два нагана. А это двадцать четыре выстрела. Да и у комбата Ли на поясе была кобура, судя по торчащей из неё рукояти, с кольтом «Миротворцем». С этим оружием уже можно было попытаться вырваться из усадьбы. А дальше как Бог положит. В своей основе боксёры – бывшие крестьяне с соответствующей военной подготовкой. Так что у двух казачьих офицеров и старшего урядника за воротами шансы на выживание значительно повышались.