Семён Афанасьев - Доктор 5

— Так ты б заехал, — снисходительно роняет Кеша. — В гости на Хоргос. Как я и звал, ещё тогда. Когда извинялся. Шашлык, сауна, беседка — всё в силе.

— Да то в следующий раз, точно не сейчас, — неожиданно смущается Араб.

— А я не про отдых. Я про дело. — Продолжает Кеша. — Если бы ты приехал, ты бы посмотрел, где я работаю. И КАК НАЗЫВАЕТСЯ ОБЪЕКТ, КОТОРЫЙ ТУТ СЕЙЧАС КЛЮЧЕВОЙ. — Кеша явно выделяет голосом последние слова.

Араб вопросительно смотрит на меня, на что уже я удивляюсь в ответ:

— Фармазавод! Китай, Дубай, мы! Ты что, газет и новостей вообще три месяца не читаешь?..

— Да как-то не до того было, — удивлённо признаётся Араб. — Ну тогда понятно, — говорит он уже в трубку. — Ладно, пардон, что врезался.

Убедившись, что Кеша всё понял в ярких деталях, Лена, опять же иносказательно, спрашивает его, можно ли как-то (не взирая на реалии) выяснить: не было ли несанкционированных либо подозрительных расходов препаратов интересных фармакологических групп. Которые она ему сообщит чуть позже. А расход интересен в рамках подразделений, которые Лена называет непонятными ребусами типа «степняков первого сектора» и подобного.

— Не вопрос, — солидно отвечает Кеша. — Именно вам — без проблем. Вот как определитесь с фармгруппами, так и подъезжайте кто-нибудь. Сюда и лично. Хоть и свои люди, но по телефону ж такая помощь не оказывается!.. Тут есть детали, которые надо… ну, вы поняли. Помогу, чем смогу. Но всё же не по телефону.

— Да спасибо огромное, — даже немного удивляется Лена. — Конечно приедем., я пока просто зондирую.

— Ну, считай прозондировала. Всем тогда привет, — раздаётся от Кеши. — У нас тут опять кое-что наметилось…

Кеша отключается, а Араб удивлённо переглядывается с Леной.

— Не думал, что так можно, — признаётся Араб. — Хотя, вы же из родной структуры, если формально.

— Он же из единички, — отрицательно качает головой Лена. — Совсем ничего общего. Просто лично знакомы. И кое-кто там в авторитете, — она кивает в мою сторону.

— Да я с ним тоже лично знаком! — не соглашается Араб. — Но я и не предполагал, что он может через что-то личное или ведомственное переступать ради личных отношений!

— Странно, а ведь ты психиатр, — ехидно и демонстративно удивляюсь уже я. Не отказывая себе в мелком удовольствии.

И не договаривая, что Кеша, видимо, тоже умеет быть разным. В силу профессии. В том числе, быть разным и с психиатрами.

Если бы не Лена здесь и сейчас, я б рассказал, в смысле, напомнил бы, Арабу, что именно Кеша, с макетом гранаты в руке, лично и без понуканий, добровольно занял одно очень интересное место на центральной площади Хоргоса в своё время. В одной крайне неоднозначной ситуации. Причём, «в плен» идти ему было никак нельзя.

Хотя-я, он вполне мог бы остаться за столом ресторана. Ни во что не вмешиваясь и вообще притворяясь хоть и китайским обывателем — до проверки документов всех китайцев на той площади дело бы явно не дошло. Сложись всё чуть иначе.

Но сейчас рядом со мной сидит Лена, потому Араб останется без напоминаний и иллюстраций: начни я вспоминать те детали вслух, Ленина проницательность наверняка поднимет вопрос — а где в этот момент был и что делал лично я.

А нервничать ей нельзя.

А нервничать она вполне может и ретроспективно, при упоминании одних лишь деталей моего прошлого. Проверено.

С комитетским Ерболу пришлось провести в пещере всё последующее время: «коллегу» обуял творческий зуд. И он опрашивал задержанных «таджиков» по кругу, не по одному разу, составляя какие-то таблицы (в которые заносил ответы и потом что-то сравнивал. Требуя затем к себе то нового, то предыдущего собеседника).

Таджиками, кстати, эти люди являлись только в чьём-то воспалённом мозгу: к таджикам их относит единственно делопроизводство Китайской Народной Республики (что с трудом, но было выяснено Ерболом через какое-то время). По факту же, их язык к фарси (и дари с таджикским, соответственно) близок так же, как сегодняшний казахский Астаны — к песням Махтум-кули: кое-что понять можно. Если знать… если много чего знать ещё.

Кстати, походу вспомнилось и название — сарыкольцы. Звучит никак не как фарси.

{Примечание.

Сары көл = Жёлтое озеро (каз.)}

Что-то о них в своё время рассказывали на Истории Языка на втором курсе, но в те годы Ерболу было не до науки: студенчество — пора свободная. Клубы, девушки… Когда он, припомнив теорию и уточнив кое-что у задержанных, выложил свои воспоминания и догадки комитетскому, то кивнул и через собственный терминал снёсся со своими: затребовал «поддержку» по предмету.

Комитетские коллеги, однако, его "прокатили", ответив через пару часов, что разбираться с языком придётся самостоятельно: тема не просто редкая, а уникальная. Их всего в мире три десятка тысяч человек, и все не тут. В общем, в своей стране ни одного специалиста ни по сарыкольскому языку, ни по хоть сколь-нибудь на него похожим, нет.

— А на него и нет похожих языков, я вам говорил, — буркнул Ербол после «сеанса связи» «коллеги». — Было же на втором курсе…

— Так а почему тогда их китайцы таджиками называют?! — горячился комитетский, тыча под нос Ерболу какую-то абракадабру в своём планшете.

— Говорите по-китайски? Читаете? Пишете? — уточнил Ербол, исподлобья глядя на собеседника.

— Более-менее, — снисходительно ответил тот.

— Тогда момент, — пожал плечами Ербол и высунулся из пещеры. — Позовите Чуня!

Через минуту в пещере появился боец головного дозора, говоривший на одном из диалектов Северного Китая, откуда были родом его предки.

— Чунь, почему в КНР сарыкольцев называют таджиками? — без предисловий врубил Ербол. — А то у нас разночтения, переходящие в разногласия.

— Вам заняться нечем? Йобнулись от безделья? — раздражённо удивился Чунь, не пылая пиететом к офицерским звёздам комитетского. — Потому что уезд называется Ташкурган-Таджикский! Округ — Кашгар, — продолжил диктовать Чунь комитетскому, поскольку тот принялся, не закрыв рта, быстро вбивать услышанное в какую-то программу связи в своём планшете. — Синцзянь — Уйгурский автономный район. Дайте сюда! — Чунь буквально вырвал из рук «туриста» планшет. — Переключите на китайский язык! — Ошалевший комитетский молча выполнил сказанное.

— У вас тут что, на том конце на связи кто-то шарящий? — чуть смягчился Чунь. — Вот!

В строке сообщения, Чунь отбил какую-то абракадабру: 塔什库尔干塔吉克自治县

— Вот пусть ваши сами вам скажут, что это такое, — хмуро продолжил Чунь, которого явно оторвали от какой-то своей работы. — А пока, примите к сведению. Сарыкольцы — это наше название, не их. Сами себя они могут звать и как-то иначе, я не спец по персам. Там в уезде вполне может быть до десятка народностей, которые просто объединяют одним названием по самому большему. Поскольку китайцам никак не до того, чтоб каждый пятитысячный народ выделять в отдельное производство. Видимо, язык на таджикский либо похож, либо одной группы. Вот их до кучи к таджикам и записали. А сами они, небось, просто спорить не стали. Либо не поняли, что надо спорить. Всё на этом? — Чунь, дождавшись кивка от призадумавшегося комитетского, молча вышел из пещеры.