Джек Финней - Третий уровень [сборник litres]

Я слушал с предельным вниманием, еле дыша, не пропуская ни слова. В то же время что-то меня подсознательно раздражало – и когда я сообразил, что именно, то невольно усмехнулся. В интонациях Пикеринга, в подборе слов и построении фраз было слишком много драматизма – порой он впадал в откровенную мелодраму. Мне кажется, все мы в общем-то склонны вести себя сообразно тому, чего, по нашему мнению, ждут от нас другие. И вот сейчас Пикеринг и Кармоди, оба играли свои роли, и это происходило в эпоху, когда мелодраматические условности на сцене воспринимались как отображающие действительность. Собеседники были смертельно серьезны, они взвешивали каждое свое слово – и все же, по-моему, попутно еще и анализировали свою игру.

– Эти «гнусные следы», – говорил Пикеринг, – пролегли через бесконечные ряды архивных шкафов. И я догадался, где они! – воскликнул он с гордостью. – Я понял, что мошеннические операции «шайки Твида» были столь широки и многообразны, что просто невозможно уничтожить все улики и доказательства. Я был убежден, что улики еще существуют, зарытые в ворохах старых бумаг, – лишь бы хватило сообразительности опознать их, когда они мне попадутся, и сложить разрозненные кусочки вместе наподобие китайской головоломки. Так я стал самым прилежным клерком муниципалитета…

– Весьма похвально. Если вы ищете место, обратитесь к моему управляющему.

Я услышал звук, который научился узнавать безошибочно: щелчок откинутой золотой крышки карманных часов, затем еще щелчок, чуть иного свойства, когда крышка захлопнулась.

– Да, вы деловой, вы занятой человек, – сказал Пикеринг. – И все же, мистер Кармоди, у вас нет ничего, решительно ничего важнее, чем выслушать меня. Сколько бы я ни говорил!.. – Пикеринг помолчал, потом продолжал спокойнее: – Месяц за месяцем я часами корпел в архивах, выискивая эти «гнусные следы» в пыли прошедших лет. Выискивая и прослеживая ниточки, теряя их и вновь находя дни и недели спустя среди десятков тысяч фальшивых накладных, аннулированных банковских чеков, подложных расписок, среди всевозможных сообщений, ведомостей и писем. И лучшее из того, что я нашел, сэр, я сберег, вынес из муниципалитета в целости и сохранности! Бумажку за бумажкой – я прятал их в карман и относил в свою скромную контору во время обеденного перерыва. Или отправлял на свой адрес по почте – и в долгие вечера, проведенные у письменного стола, изучал эти бумажки, анализировал их и составлял свои собственные архивы…

И все же большинство добытых мною сведений оказывалось совершенно ни к чему. Я собирал полные, неопровержимые улики, доказывающие самое бесстыдное мошенничество. А потом выяснялось, что негодяй умер месяц или два назад. Других виновников я и вовсе не сумел обнаружить: вероятно, переехали на Запад или в Канаду. Третьих я находил живыми и здоровыми, и не где-нибудь, а здесь, в Нью-Йорке. Но за эти годы они разорились дотла. А бывало и так, что, хотя собранные мной улики и давали ясную картину, они были, тем не менее, недостаточны. И окончательных доказательств я, как ни искал, найти не мог. Так что все эти «гнусные следы», мистер Кармоди, в конце концов обернулись считаными адресами. И главный «след» вел к одному ничем не примечательному в прошлом подрядчику, который получил деньги за доставку и установку каррарского мрамора в коридорах, залах и приемных городского суда. Тонны прекрасного каррарского мрамора, ввезенного из Италии, – так, по крайней мере, сказано в обнаруженных мной накладных и оформленных надлежащим образом таможенных квитанциях. А к ним в придачу есть еще и ведомости на уплату жалованья десяткам рабочих, с указанием фамилий и адресов, за длившуюся несколько недель работу по установке и отделке мраморной облицовки. Хотите взглянуть? Вот одна из накладных.

Зашуршала бумага, последовали две-три секунды молчания, и Кармоди сказал:

– Вижу.

– Да нет, сэр, оставьте себе. На память. У меня такого добра хватает…

– Не сомневаюсь, потому и возвращаю вам эту.

– Она мне не нужна. Вы думаете, я положу ее обратно в свой архив? А вы проследите за мной и узнаете, где я его держу? Уверяю вас, сэр, что теперь я вернусь в свою контору лишь один-единственный раз. С целью передать упомянутому подрядчику касающееся его досье целиком.

Пикеринг выждал паузу и продолжал, снова понизив голос:

– Ибо как ни скромны были, по меркам «шайки Твида», деньги, заработанные этим подрядчиком, они сделали его богачом. Он вложил их в нью-йоркскую недвижимость, и теперь, каких-то несколько лет спустя, у него миллионы. Миллионы! И жена, которая, как говорят, умеет выжать максимум удовольствий из каждого доллара – а их миллионы – и из того общества, куда эти миллионы открыли ей доступ. Если хотите, мистер Кармоди, давайте пройдем к зданию суда. – Пикеринг, я просто уверен, показал кивком в сторону суда позади ратуши. – И осмотрим его вместе с вами, зал за залом. Так, как в свое время осмотрел его я. Сидел в зале заседаний как зритель и искал глазами: где же мрамор? Или торчал в канцелярии в очереди за какой-нибудь ненужной справкой и все шарил, шарил глазами по стенам. Я осмотрел здание этаж за этажом, коридор за коридором, заглядывал даже в дворницкие и в клозеты. И если вы укажете мне во всем здании хотя бы один квадратный сантиметр поверхности, выложенный каррарским или каким-нибудь другим мрамором, тогда, подрядчик Кармоди, даю вам слово, что никогда вас больше не обеспокою.

Последовавший затем вопрос был задан монотонно, без всякого выражения:

– Сколько вы хотите?

– Миллион долларов, – тихо сказал Пикеринг, и губы его, казалось, получили от этих слов чувственное наслаждение. – Ни центом больше, ни центом меньше. Этого мне хватит, чтобы последовать за вами по пути приумножения богатства.

– Ну что же, вероятно, ваше требование не лишено смысла. Когда?

– Сейчас же. В течение двадцати четырех часов. Не качайте головой, сэр! – зло выкрикнул Пикеринг. – У вас есть такие деньги, у вас есть гораздо больше!..

– Не наличными, идиот! – В голосе Кармоди кипела тихая ярость. – Да, у меня есть деньги. И я заплачу вам. Если вы покажете и передадите мне якобы имеющиеся у вас улики. Но все мои деньги вложены в недвижимость – все без остатка. У меня нет свободных наличных денег!

– Конечно, нет. Я и не ожидал, что они у вас есть. Но затруднение разрешается просто: продайте какую-то часть имущества.

– Это вовсе не так просто, – ответил Кармоди сквозь зубы. – Получить с моего имущества миллион именно сейчас не представляется возможным, хотите вы понять это или нет. Время во всех отношениях неподходящее. Деньги мои заморожены. В большой незаконченной квартире, где работы на зиму по необходимости прекращены, даже со штукатуркой и то надо ждать более теплой погоды. В десяти участках под коммерческие здания – но старые дома будут снесены опять-таки только весной. В закладных, верных как золотые слитки, а то и еще вернее, – но сроки их еще не истекли. В пустых участках к северу от Сентрал-парка, ожидающих того часа, когда город разрастется до них. Иными словами, сэр, я разбросал свои ресурсы до предела. До опасного предела! Если бы я сейчас попытался получить под свое имущество миллион, мне не дали бы и десяти центов на доллар. Теперь вы осведомлены о состоянии моих дел лучше, чем кто бы то ни было на свете…