Юрий Корчевский - Ученик Путилина [litres]

Павлу Фатеев нужен был живым, чтобы дать показания. Уголовник завопил, упал. Павел подбежал к нему.

– Почему убегал, не остановился? Сейчас был бы цел и невредим.

– А не пошел бы ты своей дорогой!

– Скажи-ка, вчерашнее убийство жандарма на Барочной улице твоих рук дело?

– Не помню, пьяный был!

А сам глаза в сторону отвел. Темнит! Или сам убил, или присутствовал. Вполне может быть, что с подельником был.

– Вставай, в отделение поедем.

– Перевязать бы меня, кровью изойду.

– Никто плакать по тебе не будет.

– У меня права!

– Ишь ты! Поднимайся!

Фатеев сделал попытку встать, Павел подхватил его за локоть, чтобы помочь. И почувствовал резкую боль в бедре. Посмотрел вниз, а из середины бедра нож торчит.

– Ах ты, тварь!

Не удержался Павел, ударил кулаком Фатеева в зубы. Тот завопил громко, чтобы слышали в доме, на улице.

– Жандармы бесчинствуют! Избивают невиновного! А-а-а!

– Михайлов, подойди!

Это Павел жандарму. Тот у калитки стоял и целился в уголовника.

– У тебя есть чем перевязать?

– Нет.

Выручил извозчик. Когда стрельба началась, он с козел спрыгнул и прятался за пролеткой. Из-под козел вытащил небольшой деревянный сундучок, протянул полоску холстины, свернутую трубочкой. Видимо, попадал уже в передряги. Не бинт, но вполне сгодится. Михайлов выдернул из бедра Павла нож, перевязал поверх штанины.

– Лишь бы не загноилась рана.

– И меня перевязать! – заныл Фатеев.

Тут уже Павел вмешался:

– Перевяжем, если скажешь, за что убил Сорокина.

– Не знаю такого.

– Жандарм на Бочарной.

– А чего он привязался? Покажи, что в мешке!

– А что в мешке было? Краденые вещи?

Фатеев отвернулся и замолчал. Понял, что сболтнул лишнего.

– Ладно, перевяжи его. Надо, чтобы на суде показания дал.

– А вот это видели?

Фатеев свернул кукиш. Михайлов не выдержал, ударил его кулаком под дых. Убийца стал хватать ртом воздух, не в силах вдохнуть.

– Ты, тварь смердящая! Откажешься на суде показания давать, я тебя лично при конвоировании пристрелю при попытке к бегству.

Жандармов было и так не много, на всю империю 6808 человек. И почти каждую неделю в сводках появлялись сообщения об убийствах чинов Отдельного корпуса жандармов.

Убийцу повезли в Тюремный замок, где располагалась лечебница. Место это было известно еще и тем, что здесь в 1864 году появилась первая фотостудия, где фотографировали заключенных. И только через три года подобная студия появилась в Москве. Даже Д. И. Менделеев принял активное участие в технологии проявления фотоснимков.

Сдали в лазарет раненого, тюремный врач осмотрел рану на бедре Павла.

– Голубчик, я сейчас обработаю, и надо дать ноге покой на несколько дней. Для вашего начальства я выпишу справку.

Пришлось снимать штаны и ложиться на кушетку. Врач обработал рану, ушил, забинтовал.

– Одевайтесь. И каждый день на перевязки!

Павел с Михайловым вернулись в отделение. Михайлову надо писать рапорт о применении оружия. А Павлу – рапорт о задержании убийцы. Воскресенье, а Мезенцев на месте. Едва Павел вошел в кабинет, Николай Владимирович сразу заметил прореху и окровавленную брючину.

– Вы ранены?

– Убийца ударил ножом. Фатеев, это убийца, тоже ранен жандармом Михайловым. Тюремный врач помощь мне оказал.

– Присаживайтесь и докладывайте.

Непривычно. Мезенцев ходит, а подчиненный сидит. Павел доложил в подробностях.

– А что за мешок у Фатеева был?

– Молчит.

– Надо полицию запросить, были ли позавчера ограбления или кражи. Но это уже не вам. Даю неделю отдыха. А сейчас жду от вас письменный рапорт.

– Он готов, господин генерал.

Мезенцев любил, когда к нему обращались по званию. До генерала не каждый чиновник дорастал.

А Павел получил неделю отдыха.

На свидание опоздал, за задержанием убийцы и отчетом начальству времени прошло много. Посмотрел на часы – три пополудни. Настя может обидеться. Жалко, если не простит, девушка ему понравилась. Конечно, не предупредить, не прийти, это свинство. Но и его вины не было из-за происшествия чрезвычайного.

Пару дней отлеживался, ездил на перевязки. На третий день с утра сначала попросил извозчика остановиться у здания бывшей Александровской женской гимназии, а ныне Бестужевских курсах. Сидел в пролетке, подняв воротник пальто и надвинув шапку на глаза. А все потому, что курсы недалеко от Охранного отделения, и сотрудники, спешившие на службу, могли его опознать. Не криминально, но неприятно. Павел на службе не появляется из-за ранения, а на свидание может? Чередой пошли девушки. Приходилось старательно вглядываться, чтобы не пропустить Настю. Вот и она, опознал по шубке. Когда приблизилась, окликнул:

– Анастасия!

Девушка повернулась на знакомый голос, потом дернула плечиком и гордо прошла мимо. Павел выпрыгнул из пролетки, догнал Настю.

– Прости, я не смог быть по уважительным обстоятельствам.

– Порядочный человек хотя бы известил. А я ждала, как дура!

– Мы убийцу искали, нашего товарища убил. Не мог я. Дай еще шанс. Служба у меня такая.

– Ну хорошо. Но это в последний раз.

– Я постараюсь, но гарантировать не могу, служба. Давай в воскресенье, место и время прежнее.

Ответить Настя не успела. Мимо проходила средних лет женщина, вероятно преподавательница. Строгим голосом сказала:

– Воропаева, вы опоздаете на занятия!

– Бегу.

Настя заторопилась. Дама окинула Павла неприязненным взглядом.

– Неприлично волочиться за девицами.

– Я с лучшими намерениями.

Но дама уже прошла мимо. Зато настроение сразу улучшилось. Жизнь не так плоха!

Рана заживала не так быстро, Павел прихрамывал. Это еще чудо, что рана не гноилась. Вот когда с сожалением вспомнил о современной медицине, об антибиотиках. Конечно, до свидания он не оправился, прихрамывал. Оделся в цивильное платье, потому что хромающий офицер чувства вызывает печальные. Встретились. Какое-то время Павел крепился, но потом замедлил шаг, стал припадать на ногу. Настя заметила:

– Ногу зашиб?

– Было дело.

– Может, отдохнем?

– Лучше в ресторане, в тепле. Заодно подкрепимся.

И все шло хорошо, посидели славно, уже уходить собрались, Павел с половым рассчитался, как в ресторан вошли два жандарма из Охранного отделения.

– О, Павел Иванович! Приветствуем. Позвольте полюбопытствовать: как ваша рана? А то в отделении слухи ходят самые разные.

У Насти глаза от удивления округлились.

– Все нормально, дня через два уже на службу выйду.

Называется – проявили заботу о сослуживце. На улице Настя надула губки, обиделась. Некоторое время шли молча, потом Настя спросила:

– Вы почему мне не сказали, что были ранены? Это когда вы на свидание не пришли?