Андрей Посняков - Орда (Тетралогия)

Теперь Сянь — здоровенный бугай, дорожный мастер. Всё время с кем-то шушукается, кого-то к себе в кибитку водит, разговоры непонятные разговаривает — Жэнь раз умудрился таки подслушать — и ничего, конечно, не разобрал. Какие-то «принятые углубления», «допустимые ямы», «рыбий клей». Дураку ясно — шифр!

А значит, и все, приходившие к Сяню на беседы — тоже автоматически попадали в подозреваемые. Как же иначе?

Ещё очень подозрительным был производитель работ Люй Ечуй — зачем он всё время измеряет высоту солнца над горизонтом особой линейкой? Кто ему эту линейку дал? А, может, это он таким образом размечает наиболее удобные для нападения лиходеев места?

А рабочие? Этих всех скопом можно записывать в подозрительные, достаточно взглянуть на их гнусные рожи — с такими зверскими физиономиями висельников и негодяев, ясное дело, ничего доброго делать не хочется, а если чего и охота, так это поскорее переметнуться к разбойникам.

— Ну ты прям Эркюль Пуаро! — выслушав, усмехнулся князь. — Чувствую — ещё чуть-чуть, и каждого на чистую воду выведешь.

— Конечно, господин наме... господин Бао! Обязательно выведу, а как же? Вот, у нас в деревне как-то похожий случай был — украли у одной бабы сено...

— Это всё хорошо, Шерлок Холмс ты наш, майор Пронин, — Баурджин вдруг с неожиданной задумчивостью посмотрел вдаль. — Но ищешь ты пока только здесь, среди, так сказать, своих. А снаружи поискать не пробовал? Походить по горам? По пустыне, сбегать к урочищу. Вдруг, да какие-нибудь подозрительные следы покажутся?

— Следы? — парень сконфуженно почесал голову. — Не, не видал никаких следов. Да меня не очень-то и отпускают.

— Поня-атно.

До самого вечера, пока совсем не стемнело, Баурджин бродил по ближайшим окрестностям, прикидывая, где бы мог быть разбойничье логово. Даже не разбойничье — бандитское, если принимать во внимание револьверную пулю. Интересно, из какого они времени, эти гнусные лиходеи? Судя по пуле — явно не из девятнадцатого века — начало двадцатого, точнее — первая его половина. Впрочем, могут быть и из второй, револьвер — штука простая, надёжная. А может быть, просто кто-то из местных случайно подобрал такую полезную в хозяйстве вещь. Случайно подобрал, случайно дёрнул спусковой крючок, выстрелил — потом приноровился, дело-то нехитрое. Да, могло быть и так. А могли и прийти оттуда, из будущего, как и сам Баурджин-Дубов когда-то. Толстяк Ань Цулянь, начальник ямской станции, говорил, что нападения начались с весны. С весны... Так они и осенью были — точно такие же жестокие — ну разве что зимой ненадолго прекратились. А пуль не находили — потому что не искали. Значит, надобно издать строгое — и секретное — распоряжение, чтобы о всех подозрительных убийствах, совершенных, скажем, с помощью каких-нибудь необычных средств, немедленно бы докладывали во дворец. Если рассудить здраво, те, кто имеет огнестрельное оружие, могут запросто прийти разбойничать в город, где гораздо больше поживы. Хотя, конечно, грабить проходящие караваны куда безопаснее.

А вот там, за той горушкой, в лесочке, вполне можно устроить засаду — оглядывая окрестности, машинально отметил нойон. В лесочке разместить готовый к нападению отряд, а на горшке выставить наблюдателя. Дорогу оттуда хорошо видно, да что там дорогу — и много дальше. Наверное, виден и ям — постоялый двор «Уголцзин-Тологой». А ну-ка!

Спешившись, Баурджин привязал коня к ближайшему дереву и быстро поднялся на гору. Подошёл к обрыву, прилёг, устроившись на корнях кривой сосны. От открывшегося вида — километров на сорок, не меньше — прямо таки захватило дух. Сиреневые хребты, багрово-красные отроги скал, ярко-зелёная линия лугов, а вон там, слева, река. Прямо — лес и оврага — урочище, чуть дальше — группа небольших строений — ямская станция. Эх, если б бинокль, было бы можно разглядеть даже ходивших по двору людей. Что и говорить — прекрасный вид, просто прекрасный.

Оторвавшись от природных красот, Баурджин внимательно осмотрел вершину. Искал следы пребывания наблюдателя — какую-нибудь подстилку, мелкую, случайно оброненную вещицу, окурок. Да-да, именно окурок — вот если б его найти, всё стало бы куда как яснее. Если «Беломор» — это одно, а, скажем, какое-нибудь «Мальборо» — совсем другое. Или самокрутка — остатки махры и газеты, или папиросы «Зефир», сигареты «Ира» — «то, что осталось от старого мира».

Ничего подобного нойон не нашёл, хотя обыскался. Никаких окурков, никаких случайно оброненных вещиц, ни-че-го! Либо это место просто не использовалось, либо наблюдатель тщательно следил за собой. Прибирался. Аккуратист, ититна мать!

Спустившись, Баурджин побродил по лесочку, где отыскал-таки следы лошадиных копыт — и во множестве. Правда, далеко не свежие, как и навоз — засохшие конские каштаны. С какого времени они тут лежат? С начала весны? Очень может быть.

Был полдень... впрочем, нет, наверное, где-то часа два пополудни, судя по солнцу — оно светило князю в спину, и длинная тень скалы вытянулась почти точнёхонько в сторону ямской станции. Отвязав коня, князь взобрался в седло и неспешно поехал к дорог по узкой, тянувшейся меж высокой травы, тропе. Почти из-под самых копыт вдруг выпорхнула куропатка и, шумно махая крыльями, закружила вокруг, уводя от гнезда огромного врага — всадника.

Срезая путь, Баурджин взял правее, выехав к ореховым зарослям, сразу за которыми начинался симпатичный альпийский лужок — зелёный, с ярко-жёлтыми цветками, тянувшимися широкими густыми полосами. Над головой, в светло-синем небе, жарило солнце, пахло горькой пряной травою и сладким клевером, упрямо вклинивавшимся меж жёлтого густоцветья. Громко и радостно пели птицы — князь различил соловьиную трель и нежные рулады жаворонка. Позади, в орешнике, застучал дятел. Впрочем, нет, не дятел! Стучали копыта!

Выдернув из седельного саадака лук, Баурджин поворотил коня, прикидывая возможный манёвр. Если врагов много — выстрелить первым, без всяких разговоров, затем метнуться к орешнику, запутать следы...

Слава богу, ничего подобного всё ж таки не пришлось делать — раздвигая кусты широкой грудью, на поляну вынеслась белая скаковая лошадь, верхом на которой сидела Сиань Цо! Увидев князя, девушка улыбнулась и стегнула коня плетью.

— Сиань! — Баурджин быстро поехал на встречу. — Ты как здесь?

— Не хочу говорить, что случайно. Специально искала вас, господин. Люди сказали — где.

— Искала меня? Зачем?

— Так... Как здесь красиво! Давайте привяжем коней, пройдёмся.

Нойон растянул губы в улыбке:

— С большим удовольствием.

Бросив лошадей у орешника, Баурджин и Сиань пошли лугом, по колено в траве. Было начало лета и яростное солнце ещё не успело иссушить всё живое, в воздухе ещё пахло весной. Впрочем, здесь, на горных кряжах, всегда было прохладнее, чем в долине.