Андрей Посняков - Орда (Тетралогия)

— О! Точно так, господин генерал! — обрадованно закричал мальчишка. — Месяц седых трав!

— Октябрь... А город, как в экспедиции называли город в низовьях реки Ицзин-гол.

— Хара-Хото. А что?

— Вот туда мы сейчас и отправимся.

И неужели Дольше нам терпеть,

Чтоб варвары Отчизною владели...

— Ну, что, Петя? Научил Фаня играть в дурака?

— Научил, Иван Ильич. А он мне, знаете, такую мудрёную игру показал, что прямо ужас!

— Вот, сегодня вечерком и сыграем.

Баурджин расхохотался и, взъерошив парнишке волосы, отправился в покои, переоделся. Хотелось всё ж таки побольше показать земляку — так теперь именовал гимназиста князь — город. А тут наместнику было чем гордиться — за время его правления Ицзин-Ай значительно изменился, причём, естественно, в лучшую сторону, прямо, можно сказать, расцвёл.

Сильно похорошели дороги — за каждую, даже за самую мелкую и убогую, отвечал специально прикреплённый чиновник. Чиновников в городе было много, хватало и на внутригородские дороги, и на пригородные, ну а так называемые стратегические, по которым проходил Великий шёлковый путь — одна из главных житниц Ицзин-Ай — находились под особым контролем дорожного ведомства, возглавляемого теперь Сиань Цо. Надо сказать, это её возвышение ведомственный народ, к удивлению Баурджина, воспринял довольно спокойно, можно даже сказать — благостно, и тому были причины. Во-первых, девушка за короткое время сумела показать себя опытным и знающим мастером; во-вторых, научилась лихо руководить большим мужским коллективом, без всяких там бабских интриг и эмоций, что тоже прибавило ей недюжинного уважения; в-третьих, она не принадлежала ни к одной из противоборствующих ведомственных группировок; и, в-четверых... в-четвёртых, особым указом наместника теперь начальники ведомств лично отвечали за борьбу с мздоимством и воровством в своих учреждениях, отвечали под страхом лишения должности и имущества — своего, своих родственников и любовниц-любовников. Эра безответственности и воровства кончилась! И тут вдруг выяснилось, что народец что-то перестал рваться в начальство. Оно и к лучшему!

К тому же на каждого домовладельца была наложена обязанность отвечать за содержание придомовой территории — чтобы было чисто, красиво, уютно. За её состоянием следила специальная общественная комиссия, организованная в каждом квартале из отставных чиновников и наиболее уважаемых людей.

Были проведены некоторые реформы в транспортной системе, улучшено качество школ — не «краснобаев» готовили, а людей вполне конкретных, требующих специфических знаний, профессии: дорожных мастеров, смотрителей канализационных систем, картографов, юристов и прочих.

Гимназист Петя Мельников слушал князя, словно заворожённый, и, при выезде в город, смотрел во все глаза, так, до сих пор и не осознав до конца, где оказался. Всё порывался, дурачок, искать экспедицию Козлова. Даже слезу пускал на первых порах.

— Ну, ведь здесь же они, здесь — ищут Хара-Хото — город древних легенд. Он ведь где-то рядом, да?

— Конечно, рядом. Ты даже не представляешь себе — насколько.

— Вот я и говорю. Иван Ильич, а вы ведь тоже российский подданный, да?

— Я, Петя, сам себе государь.

— Неужто анархист? Я про таких слышал! А город у вас отменный — красивый, зелёный, чистый.

— Понравился, значит?

— Очень! Жаль только, конки нет. Я когда в Киеве, у дядюшки, маминого брата, был — катался. И вот ещё — трамвай! И электричество. Ой! Послушайте-ка, Иван Ильич — а телеграф здесь у вас имеется?

— Телеграф? — Баурджин еле сдержал смех. — Нет пока. Но скоро заведём — солнечный.

— Солнечный? Да ведь это глубокая архаика, Иван Ильич! Электрический надо, только электрический... Эх, всё ж таки жаль, что у вас телеграфа нет, так бы отбил домой телеграмму.

Парнишка вновь загрустил, опустил веки.

— Ничего, Петя, — утешил наместник. — Думаю, осенью отправлю-таки тебя домой, точней, в экспедицию. Провожать, правда, долго не буду — до дацана только.

— Дацан? — гимназист непонимающе захлопал глазами. — При чём тут дацан?

— А зарисовок ты много сделал? — Баурджин быстро перевёл разговор на другое.

— Ой, много, Иван Ильич! Даже дневник начал вести, только гусиным пером писать неудобно. А, хотите, принесу почитать?

Князь хохотнул и подал плечами:

— Давай тащи, Марко Поло!

Спрыгнув с дивана, гимназист убежал в отведённую для него комнату, и тут же вернулся с целой кипой бумажных листов. Захвастал:

— Вот записи, вот рисунки... Это, правда, не я один рисовал — Фань помогал. Мне кажется, он очень умный молодой человек, жаль, иностранных языков не знает — ни русского, ни французского, ни латыни. Вы б направили его куда поучиться, Иван Ильич! А то ведь, в самом деле, стыдно — такой умный парень, и без французского!

— Отправлю, — захохотал князь. — Дай срок. Ну беги в приёмную, тебя там Фань дожидается, новую одёжку мерить. Помнишь, вчера заказывали?

— Ой, совсем ведь забыл, Иван Ильич! Вот ведь дурная голова. Спасибо, что напомнили. Так я побегу?

— Беги, беги.

Петя умчался, и Баурджин принялся рассматривать рисунки. Посмотрел и вздрогнул: во многих их них явственно угадывались черты того самого лёгкого и немного таинственного стиля, причём вполне непосредственного и искреннего, что так понравились князю ещё несколько месяцев назад, на каллиграфической выставке. «Свежий ветер» — так именовал себя неизвестный каллиграф... Ну, взять вот хоть этот рисунок... Пагода, субурган — те же черты! Фань помогал рисовать. Так он и есть «Свежий ветер» выходит?! Выходит так. Ай, да секретарь — и с чего только скромничал?! А рисунки свои, ну, те, с выставки, он всё же в лавку Та Линя отправил — уже, наверное, купили.

«Вот уже вторую неделю я живу во дворце местного генерал-губернатора Ивана Ильича Дубова. Его высокопревосходительство оказался человеком широко образованным и светским, и выказал ко мне самое живейшее участие, правда, я до сих пор не знаю, где конкретно располагается этот красивейший, но, признаться, немного странный город, называемый Ицзин-Ай. А ведь, по здравому размышлению, его тут просто не должно быть! На карте у Петра Кузьмича я видел здесь, в низовьях реки Эрдзин-гол, одни пески. И где-то здесь, рядом, должны находиться развалины древнего города Хара-Хото, а значит — и экспедиция. И всё же, несмотря на всё оказываемое мне благорасположения, я всё чаще и чаще вспоминаю своих родителей, папеньку с маменькой, и ещё одну молодую особу, о которой пока умолчу. Собираю материал для будущей книги, написать которую мне любезно присоветовал его высокопревосходительство генерал-губернатор, обещав оказать помощь в составлении словаря местных говоров...»