Андрей Посняков - Орда (Тетралогия)

— Здорово ты его напугал, Баурджин! — крикнула откуда-то сзади Хульдэ. — Что, незаметно я подобралась?

— Ага, незаметно, — обернувшись, юноша засмеялся. — Будто я не слышал, как стучали копыта твоей лошади. На всю степь!

— Да прям уж, на всю степь, — девушка отозвалась вроде бы обиженно, но её глаза смеялись. — Поедем прокатимся? Знаю одно местечко, где растут чудесные маки.

— А урочища ты никакого не знаешь? — с готовностью вскочил в седло Баурджин. — Скажем — Оргон-Чуулсу?

— Оргон-Чуулсу? — повернув голову, переспросила Хульдэ. — А что там интересного? Один песок да камни. Ну, ещё верблюжья колючка.

— Как — одни камни? — Юноша удивлённо поднял брови. — А дацан?

— Дацан? Какой дацан? А, — Хульдэ неожиданно рассмеялась. — Ты, верно, наслушался россказней Кэринкэ! Не всему верь, что она скажет.

— Так что же, там никакого дацана нет? — не отставал Баурджин.

Девчонка махнула рукой:

— Конечно, нет. Ну, если хочешь, давай съездим, тут ведь не так далеко.

— Только быстрей — у меня ещё работы хватает.

— Вся наша работа — на пастбищах, — засмеялась Хульдэ. — Ну что? Поскакали?

Выносливые низкорослые лошадки ходко понеслись вдоль самой реки, и молодые всадники смеялись, перекликиваясь друг с другом. Вокруг синели безлесные сопки, и низкорослый кустарник стелился по краям оврагов.

— Ну вот оно, твоё урочище! — Хульдэ придержала лошадь. — И что тут?

Подъехав к оврагу поближе, Баурджин спешился и, оставив лошадь, спустился вниз. Огляделся… Ничего! Пусто! Как и говорила девчонка — один песок да камни. Но ведь было же, было!

Юноша поднял голову:

— А это точно — Оргон-Чуулсу?

— Точно. Я тут все овраги знаю. Да ты сам-то что, не помнишь, что ли?

— Помню…

Вздохнув, Баурджин полез наверх по крутому песчаному склону.

И дальше уже поехал тихо, грустно даже, не шутил, не смеялся. Хульдэ, конечно, заметила произошедшую с её спутником перемену:

— Да что с тобой? Рана болит?

— Нет… Просто взгрустнулось что-то… Слушай, Хульдэ, а ты и в самом деле ничего такого не слышала про Оргон-Чуулсу?

— Да всё то же самое слышала, что и ты, — фыркнула девушка. — Про старый дацан и чашу. Только вранье это все, клянусь Гробом Господним! Никто ведь никогда этого дацана не видел.

— Так ведь не видели бы — не говорили.

— Да врут, точно тебе говорю. — Хульдэ засмеялась. — Дался тебе этот дацан. Видать, хочешь попить из чаши — и стать храбрецом?

Сказав это, девушка неожиданно замолкла.

— Знаешь, что я тебе скажу? — негромко произнесла она некоторое время спустя. — Ты, Баурджин, сегодня вёл себя как самый настоящий храбрец! Даже не ожидала.

— Да ладно тебе, — зарделся парень. — Не ожидала… С такими, как Крыса, так и надобно поступать.

— Теперь Жорпыгыл попытается тебе отомстить. — Хульдэ нахмурила брови. — Знаешь, какой он хитрый?

Баурджин усмехнулся:

— Я тоже не из дураков. Ещё поглядим, кто кого! Ну что, поскачем, поглядим твои маки? Постой-ка, они же ещё не цветут.

— Как это не цветут? — громко засмеялась девушка. — Цветут! В полную силу!

Маки и впрямь уже цвели, да настолько буйно, что казались языками пламени посреди жёлто-зелёной травы. Эти красивые ярко-алые цветы занимали весь северный склон пологой сопки, и этот же склон, пустив коней пастись, облюбовали для отдыха Хульдэ с Баурджином. Улеглись в траву, подложив под головы руки, и долго лежали так, глядя в синее, с небольшими белыми облаками небо. Дул лёгкий ветерок, принося приятную прохладу, горько пахло полынью и прочими степными травами.

— Слушай, — повернувшись к Баурджину, вдруг предложила Хульдэ. — А давай поедем к озеру. Напоим коней, искупаемся…

— Искупаемся? — Баурджин засмеялся. — Ты такая смелая? А вдруг нас увидят монголы или кераиты?

— Кераиты христиане. Или поклонники Просветлённого Учителя — царевича Гаутамы.

— Среди них есть и язычники. Бог Тэнгри не любит, когда оскорбляют воду.

— Да брось ты! Что нам до какого-то Тэнгри? Тем более и не увидит никто — я знаю на берегу одно укромное местечко.

Зеленовато-серые глаза Хульдэ смотрели с мольбой и затаённой усмешкой, зубы были ослепительно белыми, а губы — розовыми, чуть припухлыми, растянутыми в полуулыбке…

— Ну, поедем, а?

Баурджин улыбнулся и махнул рукою:

— Поедем!

Озеро Буир-Нур было большим и прозрачным, а вода в нём оказалось холодной, студёной даже. Баурджин наклонился, потрогал рукой и, услышав на берегу смех, оглянулся — уже скинувшая всю свою одежонку Хульдэ, смеясь, бежала в воду. Остановилась, нагнулась, брызнула:

— Ну, что ты стоишь? Раздевайся!

Смуглое девичье тело на фоне голубых вод озера вдруг показалось юноше таким прекрасным, что он, без раздумий скинув одежду, бросился в хрустальные волны… И тут же едва не выскочил обратно на берег — холодно!

— Что? — веселясь, закричала Хульдэ. — Студёно?

— Да нет, что ты!

— А я так уже замёрзла. Вылезем?

На берегу они зябко передёрнули плечами и, не сговариваясь, побежали в траву… Девичья грудь под ладонями юноши оказалась упругой и твёрдой, тело — горячим, а стан — тонким. Баурджин прижался к девчонке всем телом, гладя шелковистую кожу, Хульдэ тяжело задышала, улыбнулась, прошептала что-то нежное…

А юноше казалось — перевернулся мир. Баурджин, в отличие от Дубова, впервые пробовал женщину…

Они вернулись в кочевье уже ближе к вечеру, когда чёрные тени сопок протянулись к самой реке. У юрты старого Олонга виднелись лошади — надо думать, съехались пастухи с дальних пастбищ.

— Вот здорово! — увидев коней, обрадованно воскликнула Хульдэ. — Все наши здесь. Уж теперь-то будет нескучно.

А вот Баурджин почему-то не обрадовался, да и сердце его нехорошо заныло. Особенно когда, спешившись, он увидал выходящего из юрты Жорпыгыла. Даже не взглянув в сторону юноши, ханский сын надменно прошагал к коновязи. За ним из юрты показались ещё четверо парней — не самых, так скажем, бедных — и мелкий, похожий на шакала, Аракча, подпевала и лизоблюд.

Обернувшись, Жорпыгыл что-то бросил ему сквозь зубы, и Аракча, живо подбежав к Баурджину, поинтересовался, не крал ли тот его лошадь? Оскорбление, между прочим, страшное.

— Что? — обиженно воскликнул юноша. — Ах ты…

Он схватил Аракчу за грудки и сильно тряхнул — сморщенное узкоглазое личико низкорослого обидчика оставалось таким же наглым, словно бы любые угрозы были нипочём этому парню. Ах, ну конечно, нипочём…

— Ты что это мелких забижаешь?

Ну, так оно всегда и делается…

Оглан-Кучук, так звали этого не самого слабого в кочевье Олонга парня. Уж конечно, он был куда сильнее Баурджина, да и выглядел соответствующе — широкоплечий такой, мускулистый — не то что худенький Баурджин.