Алиса Климова - Уроки ирокезского

– В казне? Откуда в казне деньги? Стыдно сказать: даже украсть нечего! Впору Коковцева и всю его шатию по трамваям посылать!

– Зачем по трамваям?

– Мелочь по карманам у пассажиров тырить – иных-то твердых доходов нынче в Державе и не найти. А вот выстроим заводы, денежки заведутся в избытке, тогда будет не стыдно и покражами заняться – улыбнулся я. – Так что завод этот весной дочь моя строить начнет, а деньги… продаст побольше своих побрякушек, наскребет на заводик-то…

В целом разошлись мы довольно мирно. И через пару недель, перед самым Новым годом, генерал сам напросился на аудиенцию, и передал мне просьбу на высочайшее имя (царя, естественно) исключить из майората Лыткарино и принять его в дар Российской Державе (без права передачи любому частному лицу) вместе с возводимым за счет Барятинских заводом…

– Дорогой вы мой Владимир Анатольевич, я вам так благодарен за то, что смогли разрешить возникшую передо мною проблему, огромное вам спасибо! Вот только… Мне кажется, что одного поместья более чем достаточно, завод ведь стоить будет немало…

– Александр Владимирович, если даже дочь канцлера свои украшения на пользу России закладывает, то можем ли мы, Барятинские, остаться в стороне?

Да, я-то имел в виду продукцию сапфирового заводика, а он как-то не совсем верно мою реплику интерпретировал…

– Я вам безумно признателен, и от лица всей России приношу огромную благодарность. Однако…

Барятинские – богатейшие курские помещики. Тридцать с лишним тысяч десятин, опять же оклады генеральские… годового доходу у семейства – тысяч за сто. Но вот кто бы им сказал, что современный оптический завод стоит подороже иного металлургического? Ну, из тех металлургических, что до меня в России строились. Обобрать помещиков я еще успею, а как сделать, чтобы генерал от своего предложения насчет завода отказался, не потеряв лица?

– Владимир Анатольевич, все же должен вам прямо сказать: я буду только рад, если вы примите участие в строительстве завода. Но, как уже канцлер, просто вынужден просить вас ограничиться небольшой суммой участия, тысяч в сто?

Небольшая тень сомнения пробежала по лицу генерала.

– Нет, даже это будет слишком. Видите ли, я убежден, что ваш благородный порыв готовы будут поддержать десятки, сотни людей, однако столь значительный денежный вклад в процветание России многих может просто отпугнуть, они решать отказаться от участия, сочтя свои возможности слишком ничтожными. Давайте все же ограничимся, скажем, двадцатью пятью тысячами?

– Я как-то об этой стороне дела не подумал – на лице генерала проступило облегчение. – Но, возможно, и полста тысяч не покажутся суммой страшной? Ведь это от всей фамилии…

Черт бы побрал вас, таких благородных! Ну и как вас потом грабить? А ведь придется…

Но – потом. А сейчас… сейчас нужные люди на нужных местах делали свои очень нужные дела и у меня появилось, наконец, время подумать над тем, что делать дальше. В Петербурге – после разбирательств с путиловцами – мне делать было особо нечего, а Москве… да, народ в главном был абсолютно прав: Москва не сразу строилась – так что мы с Камиллой вернулись на берега Волги. Опять же, к царю поближе: пусть народ искренне считает что я там мудрые руководящие указания впитываю. А я тем временем займусь-ка тем, что умел делать лучше всего: автомобилями. Точнее, моторами. Очень стране моторы нужны – так почему бы и нет?

Проводив гостей, Зинаида Николаевна села на кресло в малой гостиной, напротив любимого мужа. Детей дома не было, прислуга тоже куда-то попряталась…

– Что не так, дорогая? Я же вижу, тебе понравилось его предложение…

– Феликс, во-первых, он ведь нисколько не шутил. Да, льстил безбожно, но все равно говорил совершенно серьезно. И… Феликс, если ты еще не понял, то спешу тебе сообщить: у нас новый самодержец. Николая он привез только чтобы публика узнала о том, что император приезжал, но ему и это не особенно важно. Наверное, все же важно, но совсем для другого: вероятнее всего ему пока зачем-то нужно, чтобы эта публика думала что у нас все по-прежнему…

– И зачем ему это? Думаешь, что он…

– Если публика будет уверена, что все, что он делает, делается если не с указания, то с одобрения Императора… который сам не хочет этим заниматься. Он ведь действительно сильно успел и англичанам насолить, и…

– А ты думаешь, что Николай…

– Вот уж мнение Николая его ни капли не интересует. Или ты думаешь, что Николай пошел бы против Британии?

– Возможно, что ты и права. Но ты же приняла его предложение?

– Во-первых, тебе же ясно намекнули, что нужно перебираться в Москву: к лету тут будет просто негде жить. А во-вторых, мне просто интересно будет этим заниматься. Так что сейчас надо понять, что мы за это получим…

– Шесть тысяч жалования?

Зинаида Николаевна опять открыла подаренную коробочку:

– Если жалование за пару лет преподносят в подарок лишь за то, чтобы я предложение выслушала… интересно, что ему на самом деле от меня нужно?

– От тебя, счастье мое, ему ничего не нужно – усмехнулся супруг. – Ему просто нужно, чтобы знать его поддержала, а если с ним у тебя дела будут…

– Пожалуй, ты прав… нет. Ему нужно, чтобы знать просто не мешала. Не бунтовала – хотя с любыми бунтами, мне кажется, эти его девочки легко справятся. Но главное – чтобы именно не мешала. И еще – он просто будет уничтожать тех, кто ему мешает, и Николай это уже понял.

– Ты думаешь?

– Николай даже не собирается возвращаться в Петербург. Ладно Зимний… перед Рождеством и из Гатчины увезли множество картин… все портреты Императоров в их числе. И почти всю библиотеку… В этом поместье, где он нынче "гостит", что, вообще книг нет? Хотя у этого… похоже, что у него с культурой если и есть что общее, так это буква "К" в фамилии. Один его французский чего стоит: рязанский акцент просто ухо режет.

– Колониальный британский.

– Что?

– Акцент колониальный британский, мне французы говорили. Он разговаривает так, как французский аристократ, выросший в Квебеке. А еще он говорит на двух германских, на хохдойче и эльзасском, свободно говорит на корейском и, по слухам, на мандаринском диалекте китайского. Про английский я и не говорю, а еще он свободно говорит на трех испанских языках…

– Знает три слова, хочешь сказать?

– Нет. Ты же помнишь ту вечеринку в испанском посольстве…

– На которую ты ходил без меня?

– Офицерское же собрание было, без дам. Посол восхищался тем, что кастельяно у него как будто он родился в Эскориале, и он свободно цитирует Лопе да Вегу на староиспанском. При том, что он прекрасно говорит и на латиньос, и на портуньол – это два диалекта, на которых говорят в Латинской Америке. Которые от испанского испанского отличаются больше чем великорусский от белорусского наречия. А про это… По словам Николая, с тем, что было вначале, и сравнить невозможно. К тому же сказки его…