Алиса Климова - Уроки ирокезского

Самое странное, что офицерам так и не сообщили, куда их направляют. Правда, люди бывалые, они довольно быстро сообразили, что поезд едет явно не в Париж какой-нибудь, а напротив в сторону Оренбурга. А оттуда – уже в Ташкент что ли? Но нынче утром, еще когда рассвет лишь едва забрезжил, поезд на каком-то полустанке вдруг резко свернул (Свешников это заметил, проснувшись по нужде) и очень неспешно пошел куда-то на север. А еще через час прибыл… в общем, куда надо было, туда и прибыл.

Поначалу офицеры несколько удивились тому, как их здесь встретили: каждому был назначен провожающий, на каждого – хотя и поселили их в двух соседних домах – был выделен "Самурай", причем не армейский, а гражданский, с мягкими кожаными сиденьями… Да и предоставленные квартиры приятно поразили: полностью меблированные, и даже вся посуда на кухне имеется. Как и белье постельное, и… даже полотенца из дорогущей ткани фротэ (местные их называли почему-то "махровыми") в роскошной ванной комнате развешены были. А ещё в каждой квартире уже стоял телефон, рядом с которым лежала красивая "телефонная книжка", на первой странице которой уже были напечатаны самые важные номера. Причем почти все номера эти были пятизначные!

Сопровождающие сообщили, что завтракать, обедать и ужинать можно ходить "вот в ту столовую во дворе", а можно заказать – и обед принесут домой. Можно и самим готовить – но именно что самим: все же горничных и поварих брать с собой было запрещено. Хотя и их тоже можно было вызвать на дом – по тому же телефону.

На первое обустройство офицерам выделили полдня, сообщив, что "к двум часам за ними придут проводить на службу". И пришли – правда, как раз на службу пришлось все же ехать – на поданном во двор автобусе. Причем очень недалеко…

У большого ангара, расположенного где-то в паре верст от городка, их встретил… канцлер? Интересно, когда успел-то? Однако чуть позже этот вопрос стал уже вовсе не актуален…

Говорят, что лишних знаний не бывает. Бывает, еще как бывает! Оказалось, что фарси я учил совершенно зря: Музафер-ед-Дин-шах персидского языка не знал. И большинство его приближенных и министров тоже не знали, все они говорили на азербайджанском. Так что с шахом мы общались на французском, а с наследником – вообще на русском. Вот его-то официальный воспитатель Сергей Маркович Шапшал мне и поведал о странностях языковой специфики Персии: почти вся знать и купечество знали как раз азербайджанский, бывший фактически лингво-франко во всей Средней Азии, а многие из них (сами по себе персы) вообще фарси не владели. Так что, хотя я и выучил на фарси с дюжину приветственных фраз, ни одна из них не пригодилась.

С Шапшалом я тоже очень плотно пообщался, в, как оказалось, очень вовремя: через три недели после моего возвращения Мохаммед Али-мирза стал Мохаммед Али-шахом, а Сергей Маркович – его официальным советником. Как говорится, непостижимы пути Господни: вообще-то Шапшал был караимом, а у них взаимоотношения с мусульманами были… странными, но поди ж ты!

Главное, что с Россией у Персии отношения стали если и не дружескими, то, по крайней мере, приятельскими. Даже новый-старый премьер-министр Мирза Али Асгар Хан в Персию из Швейцарии ехал через Москву и мне удалось с ним неплохо пообщаться. Когда британцы искали в Персии нефть, они отметили вроде бы неплохие месторождения угля и железной руды, причем почти что рядом с друг другом, и я предложил персу заняться собственной выплавкой стали. В кредит пока – но это совсем немного, если начинать с "Машкиного" заводика, а пользы просто куча: те же рельсы для железных дорог можно будет на месте делать, да и многое другое лишним не окажется. Так что скоро Персия станет и металлургической державой. Относительно скоро, но все же…

Время бежало вперед со скоростью курьерского поезда, и события мелькали как полустанки в окнах вагонов. Чучух – и вот уже пуск первой очереди Магнитогорского металлургического комбината позади, чучух – и в русской деревне начала работу стотысячная школа. Изрядно покачиваясь на стрелках поезд жизни минует станцию под названием "пуск Вологодского тракторного завода"… да, станция-то позади, а синяки на боках пройдут еще не скоро: за первые полгода завод выпустил почти три тысячи новых тяжелых гусеничных тракторов, из которых лишь с полсотни не потребовали немедленного капитального ремонта.

Промелькнуло и вовсе чудесное событие: совместными усилиями Степана и всего института Елены Андреевны был изготовлен довольно приличный иконоскоп. Дочь наша тоже постаралась, лично изготовила объективчик с входной линзой сантиметров двадцати диаметром, так что можно было вполне разборчивую картинку увидеть на экране специально доработанного осциллографа даже в пасмурный день. Кривую картинку, да и разрешение девайса было в триста строк всего – но это лишь начало. Хорошее, предвещающее появление телевизора лет через… не очень много, надеюсь. Так что тут моя мысль "воспользоваться вспомненным" пошла на благо – но это, к сожалению, случалось очень не всегда.

Австралийский чугун помог мне подгрести под себя уже большую часть "старых" металлургических заводов буквально за гроши. Например, лысьвенский завод графа Шувалова был выкуплен менее чем за миллион, да и то исключительно "из уважения к фамилии". А так как завод давно уже работал на привозном чугуне, то теперь он бурно рос – вместе с уже городом Лысьва, и Иванов там ставил еще один генераторный завод (ну, я – вероятно, что-то "из детства" вспомнив – его попросил завод ставить именно там). Опять же, в Лысьве уже было много опытных рабочих, там и новичков обучать легче…

Папаша Мюллер мою гениальную идею насчет строительства "одноразовых цементных печек для дорожного строительства" как-то не очень положительно принял. То есть смешал с дерьмом и идею, и ее, так сказать, криейтера – впрочем, заслуженно: Генрих не поленился мне все очень подробно объяснить. И – приватно, так что "репутация канцлера" не пострадала. Пострадал кошелек – ну так бесплатных пряников не бывает: всего за миллион с небольшим долларов Генрих выстроил завод по производству оборудования для очень быстрого строительства небольших цементных заводиков. Выпускающих тонн так по триста цемента в сутки. И уже успел с полсотни таких заводиков запустить – что естественно стало поводом для огромной радости. Больше всех, конечно же, радовался Слава Петрашкевич – ведь все эти заводики каждый день просили угля. Немного, тонн пятьдесят (считая вместе с электростанциями и разными машинами), но зато каждый и ежедневно. А вместе они хотели миллион тонн этого угля в год – в этот год, потому что через год заводиков станет еще на полсотни больше…