Алиса Климова - Уроки ирокезского

– Ты это к чему?

– К тому, что затратив на оборудование около пятисот рублей Зоя создала два, а на самом деле четыре десятка рабочих мест для взрослых. Ну а так как цены на барабаны Мария Иннокентьевна им лично посчитала без учета пионеров, а как будто там взрослые рабочие трудились, то выручки хватило на покупку, причем "по мере возможности", то есть постепенно, за год, новых инструментов и станков на три тысячи. И стекло для новых цехов они уже на выручку за деньги покупали. То есть одно рабочее место обошлось не в пять тысяч, а всего в двадцать пять рублей – поначалу, конечно, но тем не менее, ну а при таких затратах и пару миллионов рабочих мест можно за месяц устроить.

– Чтобы выделывать сто миллионов барабанов? – не удержался я.

– Саш, а головой подумать? Вот ты не знал, что народу нужны барабаны, а пионеры сообразили. В новом цеху они теперь собираются горны пионерские выделывать – и я о такой нужде тоже не догадывалась. Просто у Зоиной школы деньги нашлись, небольшие, но все же – а вот у народа даже такой лишней копеечки нет. Хотя народ наверняка знает, чего ему не хватает. Причем в разных местах не хватать может совершенно разных вещей – и я думаю, что если уже местные власти как-то узнают, чего не хватает народу именно там, то запустить мелкое производство этого нехватающего будет очень недорого. Запустят небольшие, но фабрики, а потом народ сам решит, что еще нужного можно будет там выделывать. Тогда уже нашей заботой будет лишь обеспечить поставки необходимого сырья: я вот, специально для "барабанщиков", клей поставляю, краску и никель для гальванической ванны – которую, кстати, они сами сделали, как и плавилку для латуни. Ну и следить, чтобы барабанные фабрики не строили в каждом уезде.

– Интересно ты говоришь. А посмотреть эту барабанную фабрику можно?

– Даже нужно: вон Зоя от нетерпения аж подпрыгивает, так ей похвастаться хочется. Сходи с ней, тут идти-то пять минут – а я как раз Лену покормлю.

Забавная оказалась фабрика. Сразу за школой, буквально "в чистом поле", стояли четыре цеха, каждый размером примерно с пристройку спортзала уже моей школы из "прошлого будущего", причем один – вовсе без окон. Зоя сказала, что "это сушилка, там смотреть вовсе нечего" – впрочем, "смотреть" оказалось что только в двух цехах (еще один, оказывается, только строился как раз для выпуска горнов). Барабаны-то, к моему удивлению, были изделием не самым простым: корпус сначала клеили из десятка чурбачков, потом обтачивали изнутри и снаружи, обклеивали снаружи шпоном, шлифовали, красили. Затем приделывали кучу никелированных железяк и, наконец, привинчивали и долго регулировали натяжение мембран. Их тоже отдельно делали (из всепроникающего уже в любую отрасль производства полиэтилентерефталата), и, должен заметить, все это было настолько трудоемко, что объемы производства меня очень удивили. Хотя – поговорив с несколькими рабочими – я узнал, что большую часть оснастки сами же рабочие и придумали, а затем и сделали – а поначалу и десять барабанов в день делалось на пределе возможностей. Ну да, народ наш сообразительный, горы готов свернуть лишь бы ничего не делать…

Когда уже мы возвращались, Зойка, немного смущаясь, попросила:

– Саш, а ты мне можешь привезти из Африки немножко гренадила?

– Наверное могу, если ты мне скажешь что это такое и если это в Африке водится.

– Гренадил – такое дерево, черное. Для музыкальных инструментов очень хорошее, как раз в Африке и растет. Я у нашей ботанички спросила, она сказала что даже в Катанге его найти не очень сложно, а в Германской Восточной Африке его просто завались…

– Ладно, будет тебе гренадил.

– Спасибо! Саш, ты только заранее скажи, сколько привезешь и когда: у школы деньги, конечно, есть, но мы же постоянно их тратим, и мне нужно знать когда и сколько заплатить нужно будет чтобы подкопить.

– Зой, а тебя давно не пороли ремнем по попе? Я, вообще-то, со школ деньги не беру, я их школам даю. Маловато даю, конечно, я и сам понимаю, но вот брать со школ деньги канцлерам не просто неприлично, но вообще недопустимо.

– Спасибо! Но все равно скажи когда: нам в сушилке нужно будет место подготовить.

В целом, в гости я съездил удачно. Перед отъездом в Москву я, больше в шутку чем всерьез, предложил Машке занять пост министра местной промышленности:

– Ты первая придумала, тебе этим и заниматься.

– Я бы и не возразила, но ближайший год из Можайска я никуда ехать не собираюсь. Пока Лена не пойдет…

– А зачем тебе куда-то ехать? Прямо отсюда и министерь! Телефон-то нынче не чудо природы, а вполне себе доступный аппарат. Позвонила куда надо, приказала…

– Тогда не министром, а председателем Госкомитета. Промышленность-то местная, мне нужно будет в каждой губернии местное маленькое министерство учреждать.

– Вот и договорились!

– Тогда пришли мне Федю Чернова, для Комитета нужно будет отдельный дом выстроить.

– Дочь наша, Чернов у меня не крепостной, и вообще он директор института жилищного домостроения. Так что начинай работать как сказано: бери телефон, звони, договаривайся…

Первые результаты Машкиной деятельности я ощутил уже через пару недель, когда ко мне зашел Слава – чтобы "кое-что уточнить насчет запросов Марии Петровны". Большей частью довольно скромных, разве что семь тысяч тонн меди в месяц внушали некоторое уважение размахом: это было примерно на четверть меньше того, что вообще в стране ее добывалось. Еще за год пятьдесят тысяч тонн ввозилось из Катанги, столько же покупалось за рубежом (у Никиты Обухова – он медь продавал "по бартеру", причем за недефицитные промтовары, что радовало). Однако медь эта вся была уже давно распределена, в Катанге добычу наращивать было просто некому, Никита тоже продавал все, что добывал (хотя не только в Россию, конечно – но ему просто больше "промтоваров" моих не требовалось), а покупать медь у американцев (или у того же Никиты) за деньги – это тратить полтора миллиона долларов ежемесячно. Восемнадцать миллионов в год – а лишних долларов (даже бумажных) у меня уже не было.

Золото же было тратить ну очень жалко, причем не только мне – Славе тоже. Но он, собственно, и пришел обсудить идею, как потребное Машке получить не за золото. Дело в том, что в Запорожье на автозаводе еще до войны сделали литровый мотор мощностью чуть меньше сорока сил под восемьдесят восьмой бензин. С алюмомагниевым картером, таким же блоком цилиндров (с чугунными гильзами), алюминиевыми головками цилиндров и поршнями – и мотор получился весом всего в восемьдесят кило. А затем (видимо, "в военных целях") сделали восьмицилиндровую его версию, причем увеличив диаметр цилиндров и ход поршня на сантиметр – и в результате получился мотор в два с половиной литра весом меньше ста двадцати килограммов и мощностью в сто тридцать сил. По всем параметрам он был практически не лучше тех моторов, что Кёртисс у меня покупал во время войны с Британией, разве что немного дороже, но Гленн их у меня тоже закупил тысячу штук: будучи вдвое меньше "конкурента" по габаритам (и, соответственно, с меньшим аэродинамическим сопротивлением) он хорошо ставился самолету на крыло – и Кёртисс на них строил двухмоторные "транспортники".