Алиса Климова - Уроки ирокезского

Перуанцы, включая лично Никиту Обухова, в джунглях Амазонии выращивали гевею. Много, а тут США начало поголовную автомобилизацию, каучука для шин потребовалось очень много – и колумбийцы решили, что пора бы споры урегулировать. Тем более, что армия перуанская сильно занята на юге…

К колумбийцам – со своими претензиями на Амазонию – присоединился Эквадор. И обе страны дружно напали (всеми силами, конечно) на Перу. Успели по паре небольших городов захватить, и даже помародерничли там немного. Однако – к некоторому разочарованию нападавших – еще два года назад по дороге из далекой России домой президент Обухов и простой венесуэльский гражданин Хосе Гомес подписали довольно секретный, но юридически значимый Договор о дружбе и военном сотрудничестве. Причем оба подписанта к Договору отнеслись трепетно и ко грядущему сотрудничеству тщательно готовились – в результате чего через десять дней после начала войны войска Обухова вошли в Кито, а войска Гомеса захватили Боготу. И четвертого марта двадцать первого года в городе Пасто Гомес и Обухов подписали Договор о границе между двумя этими странами. А вот стран с названиями "Эквадор" и "Колумбия" на карте больше не осталось…

Продолжение праздника перекройки карт случилось уже на следующее утро в Лиме (тут-то и пригодились Никите две подаренных ему "Пчелки"): президенты Перу и Боливии подписали "Договор об ассоциации". Как раз прошлым летом в результате переворота в Боливии президентом стал некто Сааведра Мальеа – сооснователь местной республиканской партии и умеренный социалист. Поскольку у него сразу же возникли резкие разногласия с сопартийцами (Мальеа почти сразу же ввел в стране восьмичасовой рабочий день, узаконил право на забастовку и фактически создал – сверху – профсоюзы), он, по недолгому размышлению, принял предложения Никиты о своеобразном объединении двух стран. Собственно, объединялась-то лишь армия… то есть сразу объединялась. Затем предполагалось постепенно (за пять лет) объединить и финансовую систему, но зато сразу снимались любые ограничения на хозяйственную деятельность граждан обеих стран на всей территории Ассоциации. Боливии с ее перманентным финансовым кризисом мощная подпитка из Перу была как нельзя кстати – тем более что нужно было и осваивать "возвращенные территории", а ее президенту она резко добавило популярности среди горожан, ведь Никита первым делом начал открывать "в дружеской стране" многочисленные "Ассоциативные народные магазины" с дешевыми продуктами и крайне недорогими промтоварами. Одновременно открывая и многочисленные "факториас" и "тальерас", то есть мелкие фабрики и мастерские.

Фабрики были в основном по переработке всяких продуктов в нечто пригодное для долгого хранения и дальних перевозок, так что на них Никита тратил в основном мои денежки… но меня склероз еще не победил и про "голод в Поволжье" я все еще не забывал ни на минуту.

А вот кое о чем я забыл. Совсем забыл, но мне все же напомнили. Лиза Антипова напомнила (она, выйдя замуж, фамилию менять не стала, сославшись на Юсупову: "почему княгине можно, а мне нельзя?"), назначенная, после окончания Технилища, на ответственную должность в новенький институт. Я ведь свою "альма-матер" так и не забыл, как случай представился – решил ее "восстановить"… Правда Федя Чернов, взглянув на мой "проект", заявил, что "эту раскоряку строить не будет", пришлось Мешкова просить. Тот еще раз уточнил насчет "внешнего вида", затем о бюджете справился…

И ведь знал же о пристрастиях Мешкова! Здания института он выстроил "точно по проекту", то есть снаружи они выглядели именно так, как я нарисовал. Зато внутри он оттянулся на славу: мрамор, травертин, габбро, гранит, еще фигова туча всякого разного, о чем я даже и не слышал. Ну и позолота где только можно и нельзя. Даже в столовой он умудрился раздаточную стойку золотом украсить… то есть, конечно же, нитридом титана, но кто там химический анализ-то проводить будет? Главное, что он в жилых корпусах все же позаботился прежде всего об уюте – но в целом народ "заботу" оценил положительно (то есть быстро к архитектурному выпендрежу привык и перестал на него обращать внимание). Да и немного поначалу этого народа и было: первый выпуск института, на который меня Лиза и позвала, составил всего два десятка человек. Чуть побольше, но трое остались в институте преподавателями, и это было в общем-то неплохо, поскольку именно преподавателей институту категорически не хватало. Хотя и студентов – тоже: напрямую в институт их не брали, приглашали тех, кто в другие успешно (в смысле ну очень успешно) экзамены вступительные сдал, причем приглашали опять-таки не всех, а лишь тех, кто прошел предварительный отбор у Линорова.

Ну и дальше "отбор" продолжался, причем совершенно "естественный": первая порция выпускников произошла из набора численностью в семьдесят пять человек. Жесткий отбор, столь же жесткий, как и режим – но здесь мне даже "троечники" просто не нужны: выпускникам института предстояло создать, причем буквально с нуля, новую науку. Не сразу, конечно, но как можно более быстро. О чем я им на процедуре вручения дипломов и сказал. А затем – снова вернулся к делам более насущным, то есть к голоду.

Голод – это хорошо… то есть хорошо, если о нем сильно заранее знаешь и есть время подготовиться. Вот только готовиться я начал наверное несколько странно – и тут опять "главную роль" сыграла Машка. Вообще-то сыграла она ее, скорее, случайно: просто ей для своих заводов постоянно не хватало электричества, а завод по выпуску "алюминиевых генераторов" по мощности сильно обгонял Яхромский завод паровых турбин. Вдобавок топлива ее электростанции на каждый киловатт потребляли почти втрое больше, чем "большие" электростанции. Ну а я – причем "совершенно случайно" – подсказал дочери нашей, как можно легко решить проблему пиковых нагрузок и недостатка топлива.

То есть проблему решали Жуковский, Ветчинкин, Сабинин, Уфимцев, еще фигова туча разных специалистов – даже Федя Чернов отметился и Николай Петрович Женжурист (правда, последний больше в роли консультанта, все же возраст…) А затем на высоком берегу Москвы-реки у Звенигорода – на высоте в полсотни метров над собственно рекой – появился пруд. С насыпными берегами в десять метров высотой, бетонированный… внизу от реки к холму был прорыт полукилометровый канал, от пруда к каналу протянулись четыре толстых бетонных трубы. А обратно – штук уже двадцать труб, керамических, но потоньше.

Вокруг пруда и по окрестным холмам выросли бетонные башни, по очертаниям похожие на Останкинскую телебашню (я кому-то из детей ее рисовал), в смысле только бетонную ее часть, а на каждой башне в красивой кабинке "аэродинамической формы" был такой стокиловаттный генератор и вставлен. Крутить его должны были пропеллеры с двадцатипятиметровыми лопастями, поэтому башни поднялись метров на семьдесят…