Юлий Буркин - «Битлз» in the USSR, или Иное небо

– Не надо! – Джон прижал руку Джорджа своей ладонью. – Как бы нам не взорваться сейчас к чертовой матери. Похоже, моя уловка не прокатила.

Джордж глянул по сторонам и кивнул:

– Да, пожалуй, и я увлекся. Будем надеяться, что не фатально.

По салону быстрым шагом просеменила стюардесса. – Что-то серьезное? – крикнул ей вслед Джон.

– О нет. – Она обернулась, дежурно улыбаясь. – Небольшая турбулентность. Все уже приходит в норму.

И действительно, треска и вибрации становилось все меньше – чувствовалось, что опасность миновала.

Шурша и пощелкивая, включилось бортовое радио, все тот же вкрадчивый женский голос объявил:

– Уважаемые пассажиры, наш самолет совершает посадку в аэропорту Внуково города-героя Москвы. Температура за бортом минус двадцать один градус Цельсия, московское время двадцать один час пятнадцать минут. Командир корабля и экипаж прощаются с вами. После посадки, пожалуйста, оставайтесь на своих местах до полной остановки корабля.

Тряхнуло, хрустнуло, загудел воздух под тормозными закрылками, на миг показалось, что самолет кренится вправо, но вот он выровнялся и остановился.

Джон глянул в окно и увидел пустынное снежное поле, кажущееся в сумерках серым. Вдалеке виднелась темная махина здания аэровокзала. Все это было совсем не похоже на открыточно сияющие европейские аэропорты.

– Приехали, – улыбнулся Вепрев и смахнул со лба пот.

– Я снова в СССР! – дурашливо замурлыкал Пол. – Снова в эс-эс… Снова в эс-эс… Снова в СССР!…

Но никто его показного веселья не поддержал.

Самолет остановился, двигатели смолкли. Затем он медленно поехал вновь. Его явно тащили на буксире. Наконец лайнер встал окончательно, и уже совсем другой, мужской, голос пробормотал по радио, что можно расстегнуть ремни.

– Пойдемте скорее! – скомандовал Бронислав. – Нас должны встречать.

Музыканты и жены не заставили себя долго ждать – сказывалась многолетняя практика побегов от поклонников и репортеров.

Они первыми оказались у двери, и стюардесса, улыбаясь, распахнула ее. У стоявшего впереди всех Джона перехватило дыхание от ударившего в лицо холодного ветра. Очки моментально забило снегом.

К удивлению «битлов», ни поклонников, ни репортеров не было. Их встретила только пурга. Она выла и горстями швыряла в лица твердый и крупный, как рисовые зерна, ледяной песок. Она задирала полы одежды и добиралась своими стылыми пальцами до лопаток и ключиц.

В свете бьющего в глаза прожектора они принялись медленно, ступенька за ступенькой, спускаться по трапу во тьму, придерживаясь за холодные поручни и чувствуя, как обрастают инеем веки и начинают неметь пальцы в тонких перчатках.

Внизу тьма уже не казалась такой кромешной, все было скорее серым и мглистым.

Вслед за ними остальные пассажиры сошли с трапа и сразу же забрались в обшарпанный автобус, который медленно двинулся к зданию аэропорта. «Битлам» Вепрев в него сесть не позволил.

– Чего мы ждем? – сердито спросил его Джон.

– Терпение, – успокаивающе поднял руку тот. – Они никогда не опаздывают…

И тут из промозглой серости к ним неслышно подплыл огромный, необычно угловатый черный лимузин.

– Давайте внутрь, – скомандовал Бронислав.

Мягко хлопнули массивные дверцы, разом оборвав завывание вьюги. В теплой и уютной утробе автомобиля пахло дорогой кожей, достатком и властью.

Водитель поднес к уху черную эбонитовую трубку и доложил:

– «Первый», я «Третий», «песняров» встретил, готов выдвигаться.

Из трубки раздались рычание и треск.

– Слушаюсь, – сказал водитель, и тяжелая машина, легко взяв с места, помчалась по шоссе, отсвечивая синим проблесковым маячком.

Джон пригрелся на плече Йоко и уже было задремал, но тут над самым ухом раздался ее раздраженный голос:

– Неужели тут никого не интересует наше прибытие? Почему я не вижу ни одного репортера? Стоило ли тогда приглашать?

– Сначала вас прослушают в ЦК, – отозвался Бронислав, – и только когда дадут «добро» на ваши выступления, в наших газетах об этом напишут.

– Но ведь само наше прибытие – уже сенсация, – не унималась Йоко. – Неужели ни один редактор не хочет, чтобы его газета была первой?

– Да ни за что на свете, – покачал головой Вепрев. – Его же сразу попрут с работы. В советских газетах новости появляются одновременно и в одной интерпретации. Чтобы в головах людей не создавалось путаницы.

– Отвратительно, – высказала свое мнение Йоко.

– Да, – кивнул Вепрев. – Но с этим ничего не поделать.

Они остановились возле огромного, длиною в целый квартал, здания странной формы с надписью «Москва» по-русски и вывеской «Пектопах» на английском.

– Это что за могущественная фирма смогла позволить себе рекламу в самом центре Москвы? – спросил Пол. – Это при том, что другой рекламы у вас вообще не наблюдается. Американцы?

– Какая фирма? – не понял Бронислав.

– Вот эта, – ткнул Пол пальцем в вывеску, – «Пектопах». Вепрев расхохотался, а потом объяснил:

– Это не американцы и вообще никакая не фирма. Это слово «ресторан». Написано по-русски.

Его смех разбудил сидевшего рядом Ринго. Он огляделся и спросил:

– Это уже Красная площадь?

Выглядел он неважно.

– Нет, – ответил Бронислав. – Мы возле гостиницы, пора выгружаться и заселяться.

– А где Красная площадь?

– В двух шагах, но там уже никого нет. В это время туда уже не пускают.

– Нет, нам сначала надо на Красную площадь, – твердо заявил Ринго. – Мне сейчас, знаете, какой кошмар приснился? Как будто бы мы выходим из машины, вокруг сугробы огроменные, а нам навстречу идет мистер Эпштейн, земля ему пухом, и говорит мне: «Ричи, никуда в Москве не заходи, пока не побываешь на Красной площади. Не послушаешься – отведаешь иголок». – «Каких еще иголок?» – спрашиваю я и озираюсь, ожидая увидеть докторов со шприцами. И тут из-за сугробов выходят здоровенные такие ежи, идут к нам на задних лапах и кивают с неприятными ухмылками на бандитских острых мордах. Тут-то я, слава богу, и проснулся. А снам я верю. А мистеру Эпштейну – тем более.

– А правда, можем мы все-таки погулять сейчас по Красной площади? – попросил Вепрева Джон, у которого от рассказа Ринго пробежали по телу мурашки. – Недолго. Пока не замерзнем.

– Да вопрос не в том, сколько, просто в это время… – начал Вепрев, потом внимательно посмотрел на Джона, на Ринго, на Йоко, в лице которой читался настоящий ужас, и обратился по-русски к водителю: – Как, командир? Пустят?

Тот пробормотал что-то в рацию, подождал, кивнул и дал по газам.

Они высадились в каком-то переулке и вслед за водителем пешком прошли к главной площади главного города самой большой в мире страны. По пути им встретился милиционер в тулупе, но вопросов он не задавал, только отдал честь и махнул рукой, мол, путь открыт.