Сергей Григоров - Иллюзия реальности [СИ]

Какой бы ни была истинная причина обещания Амада о помощи, Алексей Сковородников почему-то был твердо уверен, что консу можно довериться.

Пока они не спеша плыли вдоль вытащенных на берег бесчисленных лодок, пока лавировали мимо буйков, обозначавших поставленные местными рыбаками сети, стало ощутимо темнее. Факелы зажглись только на одном из причалов, и Алексей Сковородников, не боясь ошибиться, направил свое суденышко туда.

После обмена обязательными приветствиями-хвалами Создателю, им бросили конец веревки. Сообразив зачем, Алексей Сковородников заметил свою недоработку: не выпилил желоб, чтоб привязывать лодку. Наклонившись, достал нож, быстрым движением руки проделал канавку на носовой выпуклости своего изделия, вставил в нее веревку и надежно закрепил несколькими узлами. Вспомнив советы Амада, решил, пользуясь случаем, избавиться от ножа — вернул его в ножны, нажал на кнопку ликвидации и незаметно бросил в воду. Все, более ничего подозрительного на нем нет за исключением крохотного передатчика. Помог Амаду взобраться на причал. Не спеша вылез сам и встал столбом, делая вид, что ослеплен светом факелов.

Встретили их два стражника, вооруженные своеобразными копьями — с толстым древком примерно с человеческий рост и длинным широким наконечником, заостренным с боков. Такое орудие человекоубийства, оценил Алексей Сковородников, можно бросать, как дротик, использовать, чтобы колоть, а также применять как секиру для нанесения рубящих ударов. Ник Улин, выслушав его скудное описание, предложил земное название — ассагай. Аналогичные приспособления, сказал он, когда-то были широко распространены в Южной Африке. Мгновенно развернувшуюся дискуссию по классификации холодного оружия безжалостно прервала Лида: как бы Леша не выдал себя, отвлекаясь на разговоры, да и ресурс передатчика надо поберечь.

Одежда стражников состояла из одних лишь то ли кожаных фартуков, то ли комбинезонов, на ногах были грубые сандалии с шипами. Головы гладко выбриты. Один, постарше, приземистый, обладающий мощной мускулатурой, был при бороде. Его напарник, высокий худосочный юноша, бороду только отпускал, и неприятно было смотреть на его редкие клочья первых волос на лице.

— Кто вы и откуда? — недоброжелательно спросил бородатый стражник. Вероятно, он был за главного.

Амад назвал их имена, профессии, места проживания.

— Магоре? — удивился бородач, разглядывая Алексея Сковородникова, будто перед ним музейный экспонат. — С чего это его занесло к нам? У нас нет договора с ними. Кто будет оплачивать его содержание и сопровождение до Алтаря?

— Сам дойдет. Не маленький. Я могу за ним проследить.

— Ой-ли? — насмешливо протянул бородач. — Завтра отправляется последний караван. Далее начинается неделя подготовки к празднованию сбора урожая. Ты что, милейший, под шумок собрался на целый год оттянуть встречу с Создателем?

Амад прикусил губу. Услышанное его явно удивило и было крайне неприятным.

— Ну-ка, встань, милейший, — обратился бородач к Алексею Сковородникову, — и покажи мне руки.

Со тщанием стражник исследовал его ногти. Затем велел поднять руки вверх и обыскал. Алексей Сковородников не противился, изображая деревенского увальня. Желательно, конечно же, было бы узнать, имел ли бородач право столь неучтиво обращаться с путниками.

Имел, видимо, ибо удовлетворенно крякнув, сказал:

— Похож на настоящего смотрителя. Разве что глазенки бегают туда-сюда, туда-сюда. Где ты его раскопал?

— У реки. Он никак не мог научиться грести веслами.

— Шляются тут всякие. Грести даже не умеют. Он хоть соображает у тебя, что ему надо было двигать не к нам, в Кащеевку, а в Лесополье?

— Может, и соображает. Но, скорее всего, ему абсолютно без разницы: что Кащеевка, что Лесополье.

— Попадаются ж такие чурбаны… Будто малые дети. Только корми их да следи, чтоб не набедокурили. А на какие шиши, в честь чего мы будем о нем заботиться? И в Лесополье его поздно отправлять… Что делать, не пойму…

— В оплату его содержания возьмите лодку.

— Посудина, небось, держится на воде на честном слове. Сегодня-завтра затонет. Ну-ка, Боро, глянь.

— Не, лодка хорошая, — сказал Амад. — А если и появятся трещины от неравномерной сушки, так легко зашпаклюются.

Второй стражник, не выпуская из рук копья, подхватил из штатива факел и лег на причал, свесив голову, дабы лучше рассмотреть изделие Алексея Сковородникова.

— Вроде бы крепкая лодка, — сказал он.

— Ладно, идите в караулку, — снизошел бородач. И добавил со вздохом: — Ты, Боро, побудь-ка пока один.

Повернувшись, он быстрым шагом направился к ближайшему приземистому строению, очертания которого размывались в полумраке. Амад с Алексеем Сковородниковым поспешили вослед. Идти пришлось по шатким мосткам, и в темноте они несколько раз отступались, рискуя слететь вниз в нечто неприглядное — то ли в грязь, то ли в полузатопленный низкий тростник.

Бородач по знакомой дороге шел бодро, но подойдя к строению, замешкался.

Неловко потоптался у порога.

Робко постучал.

Дождался разрешения войти.

Вошел, сделав жест: подождите, мол.

После довольно долгого утомительного отсутствия высунулся и пригласил зайти.

Низкая дверь потребовала нагнутся в три погибели. Да и потолок маленькой каморки давил на голову, и Алексей Сковородников, помня обещание двигаться медленнее, не сразу выпрямился. А когда встал в полный рост и огляделся, Амад уже вовсю отвечал на вопросы. Выспрашивал его маленький лысоватый мужичок в сиреневой хламиде, сидевший на стуле с высокой спинкой за щербатым столом, единственным украшением которого — не считая оплывшей свечи и чернильницы — был толстенный свиток из хорошо выделанной кожи каких-то местных животных. Более из предметов быта в комнате не было ничего. Бородач как-то весь съежился и застыл в углу, судорожно вцепившись в древко своего копья.

— Я Ород, архивариус, — сказал хозяин, отвечая на встречный вопрос Амада. — Ваш верховный повелитель с того момента, как вы ступили на эту землю. Что я скажу, то с вами и будет. Советую отвечать мне прямо, точно, коротко и быстро. Не отвлекаться на встречные вопросы. Все, что надо, я скажу сам. В свое время. Значит, поэт, ты припозднился потому, что неделю назад познакомился с гадюкой, а затем повздорил с шакалихой?

— Да, истинная правда.

— Может, еще лекаря будешь просить несмотря на неурочный час? Или собрался проваляться здесь до очередного каравана? А может, паче чаяния, даже предложишь нести тебя к Алтарю на носилках?

— Нет, ваша милость. Я пойду сам.

— Так, может, и не было с тобой ничего? Просто напоминает о себе богатое воображение? Боар, ты осмотрел этого пройдоху? — бородач в углу пробормотал нечто нечленораздельное. Ород строго посмотрел на него, осуждающе крякнул и продолжил допрос: — Ну-ка, поэт, задери подол. Посмотрю, насколько твои слова похожи на правду.