Владимир Поселягин - Истребители: Я – истребитель. Мы – истребители. Путь истребителя [сборник litres]

Снова вздохнув, покрутил пальцами стакан с крымским вином, которым угощали награжденных и командование. Невольно звякнув всеми наградами, которые пришлось надеть, взял со стола кусок полукопченой колбасы и, откинувшись на спинку стула, с интересом осмотрелся.

– Товарищ майор? – окликнул меня боец Рощина.

– Слушаю, сержант.

– Вы не споете? Пожалуйста.

– Извини, сержант, настроения нет. Совсем, – вздохнул я. Его действительно не было.

– Бывает, – тоже вздохнул сержант.

Во главе стола посадили Власова, по бокам командиры, один раз даже Мехлис мелькнул, но на банкете почему-то не присутствовал. Видимо, из-за этого нервничал начштаба фронта генерал Толбухин. Он, как ни странно, после чисток усидел на месте. Вроде за него сам Ворошилов похлопотал, но это только слухи.

В двух метрах от нас двое командиров что-то обсуждали если не на повышенных тонах, то довольно горячо. Бросив на них быстрый взгляд, продолжил осматривать зал бывшего кинотеатра, где мы все разместились.

Заметив, как Толбухин, посмотрев в мою сторону, что-то сказал стоящему рядом командиру, понял, что генерал хочет поговорить. И не ошибся – скоро подошедший старший лейтенант пригласил в кабинет Толбухина.

– Когда вернусь, не знаю, если что, жди в гостинице, – предупредил я Степку, вставая и ставя на стол стакан с соком, на который поменял вино.

Кабинет генерала находился в другом здании, пришлось пересечь небольшую площадь и через дворик, который охранял одинокий часовой с винтовкой, войти в высокий трехэтажный дом.

– Прошу, товарищ майор, – толкнув дверь, пропустил меня вперед лейтенант.

Как ни странно, несмотря на то что мы вышли из зала, где шел банкет, первыми, генерал уже был в кабинете. Причем он был не один – у окна стоял Мехлис. Вот уж кого мне видеть не хотелось, так это его.

– Здравствуйте, товарищ Член Военного Совета! Здравствуйте, товарищ генерал! – рявкнул я, вытягиваясь.

Мехлис молча кивнул.

– Проходи, майор, есть у меня к тебе тут дело интересное, – указал на соседнее кресло начштаба – фронта.

– Слушаюсь!

– Чаю?

– Можно, товарищ генерал.

Подняв трубку, Толбухин попросил неизвестного абонента принести чаю.

– Гадаешь, почему я тебя вызвал?

– Да, товарищ генерал.

– Дело тут такое, можно сказать, крупное. Два часа назад под Феодосией был сбит «мессер». Летчик выпрыгнул, его взяли наши стрелки, тут все в порядке. Интересно другое: при допросе пленный сообщил одно очень интересное сведение. Завтра в одиннадцать часов несколько пар истребителей, в которых должен был находиться и сбитый летчик, будут сопровождать автоколонну, прикрывая ее с воздуха. Командующего интересует именно эта колонна, а вернее, тот, кто в ней едет.

– Важная птица?

– Генерал Эрих Манштейн, – кивнул Толбухин.

– Мы на вас, товарищ Суворов, очень надеемся. Очень, – вдруг сказал Мехлис…

Склонившись над картой, подполковник Стриж пытался понять, что именно ему не нравится в плане. Сильно не нравится.

За соседним столом расположились несколько командиров. В основном это были представители оперативного отдела штаба фронта, которые и занимались разработкой операции по уничтожению вражеского генерала. Среди них выделялся майор Литвинов, начштаба полка. Комиссара не было, он сейчас находился с летчиками, исполнял свои прямые обязанности, то есть подбадривал их, настраивал на бой.

– Майор, подойдите, – позвал меня Стриж.

Я только вошел в землянку и таращил глаза, привыкая к царившему в помещении полумраку.

– Что ты об этом думаешь? – поинтересовался комполка, ткнув пальцем в извилистую ленту дороги.

– На ловушку похоже. Если вот тут и тут поставить мелкокалиберные автоматические зенитки, то «таирам» при штурмовке придет швах. А если вот тут на удалении разместить несколько пар истребителей, то они нас перехватят при возвращении. Мутно тут как-то все. Не нравится мне этот вылет. И место, которое штабные выбрали, где мы должны перехватить генерала, тоже. Нет, оно, конечно, удобно, деваться им с дороги просто некуда, но… не нравится мне это, и все тут!

– Мутно? Хм, забавно сказал… но верно. Мутно… – Словно попробовав на язык новое выражение, подполковник продолжил: – Правильно выразился.

– Угу. Не лететь не можем, но и лететь… Нюхом чую, что-то тут не так.

– Вот и мне все это не нравится, – постукав карандашом по карте, признался Стриж.

– Есть у меня идея одна, только… – Я замолчал, скосив глаза на что-то обсуждавших командиров.

– Да? – Комполка тоже покосился на оперативников и предложил пройтись до столовой, заодно поговорить.

Время было утреннее, поварихи заканчивали готовить завтрак, так что скоро по ближайшим пунктам базирования повезут термосы с едой и чаем, а нас пригласят в большую землянку с общими столами. У нас не было разделения на командиров и бойцов, зачастую приходилось обедать, садясь между оружейником, пропахшим сгоревшим порохом и оружейным маслом, и писарем из штаба. Всяко бывало. У нас только кормежка другая, нормы питания разные. Причём пилоты иногда с завистью смотрели, как техники наворачивают горбушку чёрного хлеба с тушёной капустой или зелёный горошек хрумкают. Нам этого просто нельзя. Не знаю, может быть, и это влияло на наш сплоченный коллектив, но по крайней мере работали все, как в последний день, выкладываясь полностью.

Кстати, теперь, как я считал, наш полк ничем не отличается от истребительных частей сорок пятого года. Те же соседи летали максимум три раза в день, да и то если погода летная, у нас же было не так. Зачастую летчики даже из кабин не вылезали, когда шли отчаянные бои на Украине. Пять-шесть вылетов тогда уже считалось нормой. На Крымском фронте пока такого напряжения не было, так что один-два, да и то наперехват по наводке постов ВНОС. На свободную охоту летали мало – нам запретили. Пятой точкой чувствовал, что тут что-то не так, явно командование к чему-то готовилось, вот и не разрешало пугать немцев.

Спустившись в полутемное помещение столовой, я вдохнул приятные, отдающие мясом, ароматы из кухни и, кивнув на дальний столик, направился к нему. Завтрак был еще не готов – слишком рано, пять утра все-таки, так что мы могли свободно поговорить, пока столовая пустовала.

Попросив выглянувшую из соседнего помещения официантку принести чаю, мы сели за стол лицом к двери, спиной к бревенчатой стене.

– Излагай, – буркнул Стриж, как только официантка удалилась, оставив на столе поднос с двумя кружками и вазочкой с вареньем.

Отдельно в небольшой корзинке – их делал один из бойцов охраны из местной лозы – лежало свежее печенье.

Бросив в кружку желтоватый сахар, что заставило подполковника поморщиться – он никак не мог понять, как можно пить сладкий чай с вареньем, ответил: