Владимир Поселягин - Истребители: Я – истребитель. Мы – истребители. Путь истребителя [сборник litres]

Заметив появление солнца, натянул на глаза очки, сдвинув их со лба.

Линьков в это время, используя только ему одному понятные ориентиры, стал забирать влево.

Понятное дело, чтобы не подставиться с прямым маршрутом к цели, мы взяли сильно в сторону. До подлета оставалось три часа. По плану, используя резервное время, мы должны были зайти на станцию со стороны Польши, то есть с тыла. Откуда нас точно не ждут.

«Вредная» привычка истребителя держать на контроле окружающее пространство давала о себе знать – к концу маршрута у меня заболела шея.

Заметив знак капитана «опускаемся», чуть повернул двурогий штурвал, стараясь не упустить силуэт своего командира из вида и на всякий случай проверяя управление. Всё было в норме.

Мы снизились уже до трех тысяч, выходить на цель будем на четырехстах метрах, так что нужно наблюдать – мало ли чего, вдруг на кого наткнемся?

Мельком глянув на наручные часы, понял, что до атаки осталось восемь минут. Впереди, чуть левее показалась длинная серебристая змея железной дороги, по ней в сторону Бреста шел эшелон с платформами, на которых стояла какая-то техника.

«Тэк-с, судя по габаритам груза, под брезентом танки, и танки немаленькие. „Тигры“? А что, вполне может быть. Ничего, наши противотанкисты на самоходках как били вас, так и будут бить. Посмотрим, что от вас останется, когда вы с „ИСами“ повстречаетесь».

Судя по тому, что штурмовик Линькова слегка кренился в сторону эшелона, он тоже наблюдал за ним. Похоже, на фронт шла новая часть. Когда выберемся отсюда, нужно будет сообщить нашим эту новость. Но это все потом, а сейчас заход на це-е-ел-ль…

– Ата-а-ка-а-а!!!

Над станцией взлетели четыре ракеты и опустились на один из эшелонов, окруженный толпой охраны. И хотя ни одна из них не упала рядом с вагоном, где был флаг, для нас это не имело никакого значения. «Таир» освободился от пятисоткилограммовой бомбы и, подпрыгнув, устремился в сторону. Именно для этого мы шли на предельной скорости – чтобы уйти от взрывных волн. Короче, мы такого пинка получили…

С трудом удержав управление, я обернулся к станции и заодно бросил взгляд на истребительное прикрытие, которое все еще ошарашенно крутилось на-верху.

«М-да, Содом и Гоморра после извержения».

Непонятки с ракетами прояснил Линьков, видимо, продолжавший держать связь с землей.

– Цель была в третьем вагоне от паровоза!

– Атакуем? – поинтересовался я.

– Какая, на хрен, атака?! Земля передает, что там от эшелона вообще ничего не осталось! Уходим!

Форсируя двигатели, мы с набором высоты забирали правее, чтобы не попасть под огонь крупнокалиберных зениток.

– Понял… Черт, два «мессера» со стороны солнца заходят!

Не знаю, откуда эти фрицы взялись, но они перекрыли нам возможность для подъема, давая пришедшему в себя прикрытию сблизиться с нами. В принципе мы могли бы уйти, если бы не эта пара. Скорости с «мессерами» у нас не сильно отличались.

Не успел я крикнуть, что прикрою и чтобы уходили, как Линьков спокойным тоном профессионала скомандовал:

– Работаем «коробочкой». Орел-три, пригляди за новичком.

– Понял! – ответил ведущий второй пары.

Пришлось промолчать: парни в таких ситуациях бывали не раз и знали, как действовать.

Эту пару мы отогнали, даже сшибли ведомого, и он, потеряв крыло, закручиваясь вокруг своей оси, понесся вниз. Летчику нужно несколько секунд, чтобы выбраться из кабины и покинуть самолет. В такой ситуации вряд ли у него это получится. Мой случай скорее исключение, чем правило.

На восьми тысячах нас настигли. Первую атаку мы отбили легко, расстреляв их строй с трехсот метров, сбив один и повредив другой самолет. Потом стало хуже, намного хуже. После очередного раза я понял, что мне все-таки придется выполнять предначертанное.

Вклинившись в переговоры пилотов, громко сказал:

– Парни, уходите на высоту как можно резвее, я попробую задержать их.

– Орел-два, у тебя левый мотор начал дымить! – выкрикнул Орел-три.

– Знаю, похоже, маслопровод перебит. На бой меня хватит, главное – уйдите, а я выберусь, не впервой.

– Мы без тебя не уйдем! – глухо сказал Линьков.

– Капитан, не тупи… Бойся справа!.. Со мной у вас шансов нет, уходите… Есть!.. – довольно крикнул я, сбив с двухсот метров очередного «худого». Тридцать семь миллиметров – это сила!

– Одна пара поднимается выше, видимо, хочет атаковать сверху… Орел-два, постарайся подняться по-выше.

– Блин, капитан! Это не просьба, а приказ! Оставить меня и подниматься! Ясно?! Выполнять!

– Есть выполнять!

За что мне нравятся эти ребята, приказал – сделали. Дав газу, они стали подниматься выше, игнорируя атаки. Знали: их прикрывают.

Я приподнял нос «таира» и дал заградительные очереди поперек курса атакующих «мессеров».

– Второй готов!

Теперь – чуть довернуть и ворваться в группу немецких истребителей, вынужденных уклониться от огня. Всё! Дело сделано. Фрицам не до наших, они заняты исключительно мной. Парням осталась только та пара, что поднялась раньше.

– Орел-два, удачи!

– Принято! Орел-четыре, у тебя хвост измочален, не напрягай машину… Все, бэка кончился, пока, парни, свидимся за линией фронта…

Левый мотор уже горел и трясся нервной дрожью, когда я заглушил его. Резким маневром вырвавшись из клубка схватки, направил нос штурмовика вниз, дав газу и так работавшему на пределе правому двигателю.

За время боя мы удалились от Бреста километров на сто, не меньше, и если мои расчёты правильные, внизу как раз то самое болото.

«Судьба!»

Эта мысль постоянно крутилась в голове, когда я, упершись ногой в приборную панель, выводил самолет из глубокого пике. Задев носом верхушку высокого дуба, резко ушел в сторону, увернувшись от прошедшей рядом очереди.

Заметив брызги торфа от попадания пуль и снарядов, довольно улыбнулся – шанс уйти был.

В «таирах» мне нравилась одна штука. В них был парашют. Видели, как современные истребители и штурмовики тормозят при посадке? Выпускают тормозящие парашюты. Так вот, на этой машине был такой. Причем заводской, а не кустарный, как на многих других «тройках». Скажу честно, это не я подал идею, а задумка одного из офицеров в штурмовой дивизии Александрова, которая вся вооружена «таирами». Использовали его обычно для того, чтобы сбросить кого-нибудь с хвоста – если выпустить закрылки, шасси, парашют, то самолет резко тормозился, а преследующий истребитель противника проскакивал вперед, оказываясь перед пушками штурмовика. После чего сброс одноразового купола, и лети дальше. Сперва делали их кустарно из трофейного материала, пока не пришли первые машины уже с заводскими парашютами. Так вот моя была именно такой, из первой партии, что пошла в войска два месяца назад.