Олег Борисов - Навь. Книга 2 [AT]

Аккуратно настроившись на ауру Ярослава, Потоцкий попытался впитать чужие эмоции. Раздражение, усталость, недоумение… Явного неприятия в свою сторону Анджей не почувствовал, поэтому успокоился. Судя по тому, сколько пожарок сгрудилось у закопченного госпитального крыла, проклятый компьютер вместе с доктором сгинули однозначно. Ну и сердобольная сестричка Маша. Как говорится – сопутствующие потери. На войне по другому и не бывает. Кровь, грязь, смерть. Зачастую – совершенно не причастных. Принесенных в жертву ради чужих амбиций. Все как всегда.

Развернутый доклад о происшедшем князь Голицын изучал утром. Скрупулезно изучал. Закончив читать в пятый раз, поднял глаза на Ярослава и задал вопрос в лоб:

– Про технологический брак понял. Про отсутствие какой-либо остаточной ауры на месте пожара тоже понял. Не понял главное – мог ли Анджей это устроить или нет. Что скажешь?

– С моей точки зрения – не мог. В ассистентской никогда не был, в той части госпиталя не появлялся. Значит, пронести или что-то соорудить там физически не мог. Каких-либо устройств с собой у него не было. Опрошенные мной умники из университета и по вашим контактам из служб так же заявляют, что для внедрения какого-либо конструкта нужен личный длительный контакт. Поэтому особисты еще возятся на пожарище, но их предварительное мнение однозначно: несчастный случай.

– Паршивый случай. Двое погибших, трое с ожогами разной степени в реанимации. И четыре кабинета выгорело подчистую… Техника – плевать, новую возьмем. А вот люди… Ладно, это уже не твоя головная боль. Значит, парня продолжаешь вести. Все его контакты – под микроскопом рассматривай. Эти зацепки на пшеков нам нужно выловить. Мой знакомый приедет в конце месяца, застрял на границе с Китаем. Трясут активизировавшихся уродов, кто попытался теракт на играх себе на пользу повернуть.

– Может, кого из других ведомств привлечем?

– На радость Драбицыну? Он уже намекает, что мы легко не отделаемся. Не понравилось господину генерал-лейтенанту, что на место поставили. Серым кардиналом себя возомнил, в личные дела клана пытается лапы запустить. Так что – обойдемся. Время терпит. Вчера утром медики прогноз прислали, уточнить лишь не успели по развернутым анализам. Декабрь Анджей еще будет на интенсивной терапии, затем должен потихоньку пойти на поправку. Нагрузку с него снять, максимально щадящий режим. И приглядывать, чтобы ни один волос с головы не упал!..

Анджей тем временем читал сообщение от младшего Драбицына: «Надо поговорить» и думал. Поговорить-то не проблема. Но сначала нужно, чтобы два брата-акробата с артефактом мимо прогулялись. Провели последнюю проверку. Тогда можно будет и встретиться. Подтянув приора до кучи. Пора ставить точку в этом затянувшемся балагане.

Тяжко пришлось двум бывшим высшим лицам из руководства РПЦ. Сначала их, как нашкодивших котят, под конвоем притащили на Архиерейский Суд, где и происходило извержение из сана, а автоматически – отлучение от церкви. Сначала перед всеми присутствующими старшими духовными пастырями зачитали решение архиерейского собора о снятии сана и взяли подписку о запрете именоваться больше священником, носить церковное облачение и совершать религиозные таинства. Это им еще повезло, если бы все происходило по старому средневековому архиерейскому Чиновнику, в котором есть «Чин извержения из священства законопреступнаго и непокорливаго священника», то процедура из формальной превратилась бы в публичную церковную казнь со множеством драматических моментов.

И вывели из зала и повезли обратно в изолятор временного содержания уже не духовных лиц, но грешников, которых теперь будут судить за преступления, предусмотренные Уложением о наказаниях РИ как обычных мирских преступников. Впрочем, обоим хватило и казни церковной, теперь они – никто и ничто.

Остальным фигурантам дела пришлось еще более несладко – бесогон и оставшийся в живых монах-неофит тоже были лишены всех духовных регалий и отлучены от церкви, попутно им навешали еще статей. К тому же одним из них очень заинтересовались Кресислав и дед Козьма.

– Ваше Сиятельство, вы не могли бы нам дать его для допроса? – поинтересовался Кресислав.

– Зачем?

– Дело в том, что вскрылось несколько обстоятельств, которые указывают на участие подозреваемого в смерти нескольких волхвов и ведуний. Этот так называемый «бесогон» может оказаться одним из убийц.

– Ну вот как я вам его дам, Кресислав? – с досадой кинул ручку на стол граф. – Сами понимаете, что я не могу передать арестованного кому бы то ни было иначе, как по решению или приговору суда. Тем более, сами понимаете, если пойдет слух, что я каким-то образом сдал язычникам бывшего священнослужителя – конец и мне и возможно вам. Если я только-только налаживаю отношения с вменяемыми людьми в РПЦ, а таких там подавляющее большинство, и пойдет такое…

– Да не нужен он нам, господин граф, – махнул рукой Кресислав. – Нам только нужно побыть с ним наедине в камере.

– Нам? – уточнил граф.

– Мне и Козьме.

Граф вздохнул. Ничего не поделаешь, они уже вместе такое натворили, что отказать не получится.

– Хорошо, пойду на служебное преступление. Я засуну его в допросную, оставлю вас с ним, насколько нужно. Только у меня есть условия – не калечить, не убивать, и я буду за всем наблюдать из-за стекла. Пойдет?

– По рукам. Когда мы можем начать?

– А что, Козьма уже здесь? – удивился граф.

– Его Превосходительство давно здесь.

– Вот как, – хмыкнул граф. – Ну что же, пойдемте.

Блок изолятора временного содержания располагался в подвале СБ, как у любой уважающей себя «кровавой гэбни».

– Только это… Не можете вы накинуть морок? Слишком приметные вы люди.

– Легко.

Мгновение – и вместо Кресислава с Козьмой стояли два следователя СБ в своих неизменных недорогих казенных костюмах.

– Пойдет?

– Пойдет. Это только на людей действует или на камеры тоже?

– На камерах вместо нас будут помехи. Мы можем влиять на работу электроники.

– Ладно, пойдемте.

Решетки, двери, караульные – атрибуты безрадостной тюремной жизни, через которую проходит любой человек, потерявший свободу. Граф сам забрал ключи от камер у охранника и повел волхвов по коридору.

– Здесь он, – посмотрел в глазок граф.

– Прошу вас.

Граф отвалил тяжелую дверь камеры.

– Заключенный Грабовский, на выход!

Бесогон в тюремной робе был жалок. Весь какой-то нескладный и нелепый, как ящерица, а его голова и лицо лишь подчеркивали сходство с каким-то неведомым рептилоидом.

– О, сам господин граф пожаловали! – насмешливо сказал он.