Евгений Щепетнов - 1972 [litres]

Все молчали минуты две, не меньше, – даже двигаться перестали. Ошеломленные, напуганные. Лаура выглядывала из-за угла, и глаза ее таращились, будто вместо меня она увидела посланника небес – то ли ангела света, то ли ангела смерти. Ниночка вообще застыла с открытым ртом – вот так открыла ротик, чтобы положить туда печенье, да и застыла. Только глаза по плошке – ну вот смешно, право слово!

Режиссер уже не улыбался, смотрел на меня печально, и… может, мне показалось, но у него в глазах реально плескался страх. Он меня боялся! Как боятся чего-то странного, неизвестного – например, странного жука, ползущего по стене над головой. Или хищную птицу, вырвавшую у тебя из руки надкусанный гамбургер и едва не распоровшую щеку. Странное всегда вызывает страх – не зря когда-то колдунов просто сжигали…

– Чего приуныли? – нарочито весело сказал я. – Будущее в ваших руках! Зная будущее – можно его изменить! Хотите поменять злую судьбу – меняйте ее на добрую! Вот и все! Займитесь своим здоровьем, берегите себя – и все будет отлично! Будущее не предопределено, запомните это. Вы МОЖЕТЕ его изменить! Лаура, детка, смени нам чайник, он совсем остыл. Принеси погорячее.

Лаура первая вышла из ступора, за ней все остальные – будто бы их кто-то разморозил. Заулыбались, замотали своими тугодумными башками – небось сейчас ругают себя за то, что поверили мистификатору. Ну что же… пусть будет так, как оно будет. Повторюсь – я сделал все, что мог, и пусть другой сделает лучше меня.

– Итак, Стэнли, когда мы разобрались с прогнозами и всяческими ужастиками (я нарочито усмехнулся, мол хотите – верьте, хотите – нет), может, тогда поговоришь с нашими девушками? Лаура, ты подойди – с тобой тоже хотят поговорить!

Лаура вынырнула из кухни, держа в руке чайник, поставила его на стол, на подставку, замерла, с ожиданием глядя на меня.

– Присядь. Сэр Кубрик хочет поговорить с тобой и с Ниной. Итак, Стэнли, давай. А мы с ребятами пока попьем горячего, а то за разговорами горло пересохло.

Я приподнялся и по очереди налил из чайника трем парням, которые сидели, глубоко задумавшись и почти не обращая внимания на происходящее. И я их понимаю. Интересно, как бы я сам отреагировал, если бы кто-то вдруг начал грузить меня информацией о моем будущем. Может, на смех поднял, а может, и задумался… А скорее всего – и то, и другое. Вот как они сейчас.

– Я предлагаю вам сняться в кино! – с ходу грохнул Кубрик, и девушки замерли. Ниночка даже не успела донести до рта чашку с чаем, Лаура – просто окаменела.

– Одна из вас сыграет влюбленную в главного героя девушку, другая – его жену. Я искал таких, как вы, – красивых, спортивных. Девушка главного персонажа владеет единоборствами – скорее всего, это будете вы, мисс (он указал на Ниночку). А вы, мисс, будете женой героя, будущей королевой.

Тишина. А потом вдруг… смех! Ясный такой, звонкий – это Ниночка смеялась и никак не могла остановиться. То ли истерика, то ли еще чего… но хохотала от души. И приговаривала по-русски:

– В кино! Меня! В Голливуде! Ой, не могу! Это же… ой, я сейчас упаду!

– Ты чего? – спросил я тоже по-русски, но Ниночка только бормотала и хохотала, заливаясь слезами.

Кстати, я вдруг обратил внимание, насколько мало косметики она использует. Практически не использует – по крайней мере, пока находится здесь, дома. Вот и сейчас – слезы текут, а по щекам нет темных разводов. Или, может, тушь такая, несмываемая? Хотя вроде бы в 1971 году ее еще не изобрели. Впрочем – а что я знаю о женской туши? Да практически ничего! Кроме того, что она бывает импортная – хорошая и российская – плохая. А еще – смываемая и несмываемая. Мало? Так тушь для ресниц никогда не входила в круг моих интересов – даже тогда, когда я начал писать книги. Мои герои обычно попадали туда, где нет туши для ресниц – плохо это или хорошо.

– Да меня в детстве дразнили! – успокоившись, но еще тяжело дыша, наконец-то выдавила из себя Ниночка. – Говорили, что я вся из себя такая воображала, ну вылитая голливудская звезда! И что я себе много чего возомнила, что мне никогда не быть кинозвездой и не видать Голливуда. И видишь – вот оно как повернулось! И вообще – у меня истерика… не обращай внимания.

Я улыбнулся и перевел все, что она сказала, Кубрику. Тот хохотнул, а успокоившись, спросил:

– Это надо понимать, что она согласна?

– Ты согласна сниматься, радость моя? – перевел я Ниночке, которая говорила на английском не хуже меня.

– Как скажешь… – потупила глаза Ниночка. – Запретишь, значит, не буду сниматься. Скажешь, что это тебе нужно, – значит, так нужно.

– Она согласна, – усмехнулся я и обратился уже к Лауре, оцепеневшей на своем стуле: – А ты как? Согласна или тебе надо спросить у Пабло?

– Я сейчас! Я пойду спрошу! – Лаура вскочила со стула. – Можно?

– Давай сюда Пабло, – приказал я. – Пусть пообщается с мистером Кубриком.

Лауру как ветром сдуло. Мы стали пить из своих фарфоровых кружек, переговариваясь ни о чем и обо всем сразу, пока не появился Пабло, успевший переодеться «к столу». На нем были простые полотняные брюки и яркая рубашка с короткими рукавами, обнажающая мускулистые, перевитые венами руки, поражающие резко очерченными мышцами, а еще – густой сетью татуировок, вызывающих воспоминания о японских якудза. Тяжелый взгляд темных глаз, резко очерченные скулы, нос, видавший виды и слегка попорченный тяжелыми ударами перчаток соперников. Волосы Пабло носил связанными в хвост на затылке, и они были такими черными, что казалось – отливали синевой.

– Приветствую вас, мистеры! – Пабло обвел взглядом собрание «благородных донов», и «доны» насторожились, как настораживаются собаки после того, как в полукилометре от них звучит тихий волчий вой. Да, Пабло был настоящим волчарой, и я бы никогда не подумал – если бы не знал его раньше, – что в нем скрывается бездна любви и верности. Вот тот случай, когда содержимое совсем не соответствует внешности. Кстати, ни Стэнли, ни тем более трое других моих гостей никогда не видели Пабло без рабочей одежды, только лишь в «робе», закрывающей его с ног до головы. Под капюшоном и лица-то как следует не разглядишь, а уж фигуру…

– О господи! Какой типаж! – услышал я шепот Кубрика и усмехнулся.

– Пабло, присядь с нами. Вот, мистер Кубрик предлагает твоей жене сниматься в фильме по моей книге. Ты не будешь против? Без твоего позволения Лаура отказывается дать согласие, – спросил я, пока Лаура ставила перед Пабло чашку и наливала туда кофе. – Как ты относишься к такому предложению?

– Только если я буду рядом с ней, – отрезал Пабло, глядя мне в глаза немигающим взглядом. – Я слышал, что Голливуд плохое место для молодых красивых девушек. Там много соблазнов. Лаура хорошая, правильная жена, но лучше, чтобы я был рядом. И еще вопрос – ей придется сниматься… голой?