Алексей Вязовский - Я спас СССР. Том II [litres]

– Давай начнем, – Руденко разложил папки с документами, быстро просмотрел какие-то бумажки. Похоже, мое личное дело.

– Тебе двадцать четыре, студент журфака МГУ, русский, кандидат в члены партии. Служил в погранвойсках на турецкой границе… – Прокурор побарабанил пальцами по столу, погрузился в чтение какой-то справки. Видимо, про инцидент с планером.

– Все так. – Я повертел головой. Кабинет Руденко был оформлен в сдержанном стиле. Массивная мебель, тяжелые гардины на окнах, карта СССР с какими-то значками.

Прокурор пошелестел бумагами, задумался. Я тоже погрузился в свои мысли. Но думал совсем о другом: мне надо искать последователей Даниила Андреева. Срочно. Со мной творится что-то непонятное. Я влез в какие-то расклады высших сил, и тут пропасть еще легче, чем в Генеральной прокуратуре. Застряну в каких-нибудь «высших» планах – и привет, кома.

– Про меня тебе все объяснили? – нарушил молчание Руденко.

– Предельно четко, – кивнул я. – Вы, Роман Андреевич, человек «сам по себе», ни к кому еще не примкнули в этой ситуации.

Прокурор удивленно на меня посмотрел. Эх, была не была! Иногда нападение – лучшая защита.

– С точки зрения исторического материализма, – начал я, – Хрущев был обречен. И вы, как умный человек, это понимали. Думаю, о заговоре вам докладывали, и вы внимательно следили за всеми подковерными интригами…

Руденко гневно сжал губы. Взорвется или нет?

– И тут все пошло наперекосяк. Прежних так называемых лидеров протеста – уже нет. Они при любом раскладе «вышли в тираж». Но вот сам протест против политики Хрущева никуда не делся. Думаю, в ЦК уже формируется новый центр, который будет противостоять первому секретарю. И вопрос стоит – как у Горького: с кем вы, мастера культуры? То есть прокуратуры.

– Слишком много на себя берешь, Русин! – Руденко пристукнул рукой по столу. – Это сейчас ты хрущевский любимец, его спаситель, можно сказать… Хотя и тут очень много подозрительных странностей. Но если я решу тебя закрыть – просто ради профилактики, – никакой Хрущев тебя не спасет. Да и не станет он этого делать.

– Закрывайте, – спокойно ответил я. СЛОВО молчит, никаких намеков мне «сверху» не посылают. Если бы была опасность, я бы уже узнал. А значит, Руденко решил остаться над схваткой. Так ему удобнее – присоединится потом к победителям. – Никаких показаний я вам давать не буду. Я под подпиской и обязан ее соблюдать.

– Мне высморкаться на твои подписки! – хладнокровно парировал прокурор. – Тут и не такие «секретные» сидели, сопли лили на пол. Про Пеньковского слышал? Тоже под подписками был. Весь ими был увешан, как елка игрушками. Знаешь, чем закончил? Живьем в крематории сожгли, тварь такую! В назидание таким «секретным», как ты.

Пугает. А мне не страшно. По-настоящему пугают в камерах на Лубянке.

– Чаю можно? – Я поднял глаза, мысленно сосчитал до десяти. – Или кофе.

Руденко не успел ответить на мою наглость, раздался звонок телефона. Он молча дотянулся до телефона спецсвязи, снял трубку.

– Да… у меня. Отказывается говорить, ссылается на подписку о неразглашении… А я хочу напомнить вам, что формально следствие ведет Комитет госбезопасности!

Руденко откинулся в кресле, посмотрел на меня. И вдруг подмигнул. Выглядело это очень странно. Так это что – спектакль персонально для меня?! Иначе бы выставил вон из кабинета ждать результата беседы.

– Михаил Андреевич, а чего вы лично от меня хотите? Подвесить этого поэта на дыбу и кнутом, кнутом?!

Я улыбнулся. Это он, оказывается, Суслова воспитывает.

– Вы же сами слышали пленку. Наши эксперты дали однозначное заключение – подлинная. Как он ее сделал? На диктофон, когда записывал воспоминания Брежнева. Согласен, выглядит подозрительно. Но я был в Комитете, сам допрашивал Брежнева. Леонид Ильич подтверждает, что Русин у него был. Охрана – тоже. Нет, Мезенцев отрицает, что Русин – сотрудник Комитета и что это была провокация. КГБ запрещено разрабатывать первых лиц государства. Хотя теперь, наверное, запрет отменят.

Руденко внимательно смотрел на меня, слушая своего собеседника. Я показал кивком на дверь. Мне выйти? Прокурор отрицательно покачал головой.

– …Да, его роль в дальнейших событиях надо бы прояснить. Конечно, я согласен с вами, что КГБ не может расследовать сам себя. Я назначу лучших следователей, и мы еще раз допросим Русина. Как только Мезенцев снимет с него подписку. Да, раньше нам это не мешало… Но теперь, извините, другие времена наступили. Всего доброго, Михаил Андреевич.

Прокурор повесил трубку, закурил. Дым пускал в потолок, продолжая меня разглядывать.

– Все понял, Алексей?

Я лишь кивнул.

– Пропуск отметь у секретаря. Свободен. Пока свободен.

После прокуратуры отзваниваюсь Мезенцеву из уличного автомата, в двух словах докладываю, что все прошло нормально. В ответ слышу короткое: «Отдыхай». Хороший совет. Но дел до отъезда на юг по горло, так что отдыхать и расслабляться мы будем только через неделю, а пока… Порывшись в кармане и найдя там еще одну двушку, звоню Димону в приемную комиссию:

– Старик, труби общий сбор, сегодня вечером едем в Абабурово.

– На «Волге»? – в голосе Димона слышен азарт и предвкушение поездки за рулем.

– На ней, родимой, нужно же восстановить навыки вождения. Я сейчас по магазинам, за тобой заеду в пять, а ты мобилизуй всех «метеоритов».

Времени до пяти еще навалом, так что вполне могу себе позволить сначала заехать на работу в «Известия», где меня никто не ждет, но тут же все набрасываются. Приходится сбегать, отговариваясь туманными обещаниями все рассказать. Когда-нибудь потом. Лет через сто. Когда откроют архивы.

Успешно избежав допроса коллег-журналистов, не спеша прогуливаюсь по центру. Станций метро в центре Москвы пока мало, той же «Пушкинской», например, еще и в помине нет, при перемещении по городу мне постоянно приходится держать это в голове. В эпоху индустриального строительства жилья все силы метростроителей брошены на то, чтобы проложить на окраины столицы новые радиальные ветки – чья-то умная голова решила, что достаточно будет лишь соединить их с Кольцевой линией. Подозреваю, что сама эта «голова» с комфортом ездит на служебной «Волге» и в метро спускается крайне редко. Трудно представить, но сейчас центр столицы пересекают всего лишь три нормально сформированные хорды метрополитена. Остальные ветки заканчиваются пересадкой на Кольце. Правда, в центре сейчас много разных автобусов и троллейбусов, но они ходят далеко не везде и интервалы в их движении – это отдельная тема. Так что шутка про «11-й номер» в Москве вполне актуальна, крепкие ноги для горожан – хорошее подспорье, и пешеходов в центре много.