Комбат Найтов - Возвращение домой: Крымский тустеп. Возвращение домой. Крымский ликбез [сборник litres]

– Понимаешь, когда Колумб достиг Америки, то обнаружил несколько пирамид, покрытых иероглифами. То, что это письменность, было понятно сразу, но разгадать их уже 450 лет не могут. Не поддаются расшифровке. Вот так и с тобой: многое, слишком многое оставалось за рамками моего восприятия мира. Слишком много было не понятно: зачем ты это делаешь. Вчера, всего двумя штрихами, ты дала мне ключ к пониманию происходящего. Ты изначально нацелена на семью, причем исключительно на детей. В них смысл твоего понимания семьи. Все остальное для тебя было вторично. Плюс у тебя на все существовало «свое» мнение. Причем черно-белое, без оттенков.

– Наверное, скорее всего, ты прав. Меня очень обидело то обстоятельство, что Иванов сказал мне, что детей не будет, только тогда, когда уже ничего нельзя было изменить. Скажи он об этом на сутки раньше, я бы отказалась от этого брака. Ты однозначно сказал, что предавать Фину не будешь. И мы оба тогда не знали, что ее уже нет. Я была в безвыходном положении, поэтому и согласилась стать его женой. Стало известно о том, что Фина погибла, и ты погиб, и я забрала ребенка из детского дома. Было несколько… не скандалов, но серьезных разговоров о том, что плач мешает ему работать. И я, узнав, что ты жив, решила сделать ему больно и завести от тебя еще одного ребенка. Но ты сказал, что пока ты жена Иванова, будь с ним. И я понимала, что ты прав. На грязи счастья не построишь. Прикинула свои, прямо скажем, чахлые возможности, и ушла.

– А Касатонова чего не любишь?

– Сначала он приезжал по приказанию Иванова, а потом сам клеиться начал. Поэтому и не терплю. Скользкий он какой-то. И чванливый.

– Ну, вот поэтому я и решил сделать так, как сделал. Если речь идет о семье, то я за.

– Я буду тебе хорошей женой. Честное слово!

– Честное пионерское?

– Под салютом всех вождей! – Она задрала правую руку к голове, в результате чего левая грудка вывалилась из-под обшлага халата. На этом умные разговоры о иероглифах закончились. Остренький розовый сосок оказался более привлекательным.

Подачу электричества в доме Сони Дмитрий починил, правда, действительно, пришлось довольно долго ожидать электрика, который заменил сгоревший счетчик. Затем вытащили всю рухлядь из дома на солнце и просушили. Оба старательно белили потолки и стены в доме, Дима вскопал огород, без которого зимой будет голодно. Дмитрий написал матери, что есть дом в Крыму, даже два, внук, но мама сослалась на творческую работу, что речь уже идет о возвращении училища в Ленинград, а Крым, Крым – это только на осень, так как климат жаркий. Судя по всему, она толком не поняла, почему он вновь женился, и мысленно осудила его за скоропалительное решение. А может быть, считала, что Соня не заслуживает никакого внимания с ее «прыжками по мужьям». Трудно сказать, но она не захотела переезжать в Крым. Тем более что по радио началась компания по переселению туда людей из других мест, для того чтобы восполнить потери населения. В общем, не срослось. Но ничто не заканчивается так быстро, как отпуск! В один из вечеров на дачу № 1 фельдъегерь привез пакет, густо усеянный штампами «совершенно секретно». Третий Украинский к тому времени форсировал Прут и продвигался по территории Румынии, которая переметнулась от Гитлера к Объединенным Нациям. Был взят Измаил, Дунайская флотилия тралила реку Дунай, собираясь по нему в самое сердце Европы. Но в пакете было предписание прибыть в город Архангельск, в штаб Беломорской флотилии. Там же в пакете лежали новенькие полковничьи погоны и приказ на присвоение звания полковник морской пехоты, подписанный Кузнецовым. Соня доехала с ним до вокзала в Симферополе, на этот раз машину вел водитель, который отвез Сашу и Соню потом обратно. Было тепло, шинель обернули вокруг рюкзака. Чмокнув на прощание жену и сына, Дмитрий вошел в купейный вагон, который повезет его к новому месту службы. Помахал рукой через окно жене, идущей за медленно набиравшим ход поездом и прижимающей к груди Сашку. Соседи – три летчика, возвращавшиеся из госпиталя и санатория после ранений. Шумноватые, молодые ребята: капитан и два старших лейтенанта. Им соседство с полковником не сильно понравилось, в результате они переехали в другие купе, где были девушки-медички. «Пусть развлекаются!» – подумал Дима, оставшись один в купе, правда ненадолго. Уже в Джанкое к нему подселили двух подполковников СМЕРШа. Эти постоянно дремали, вели себя тихо и уважительно. Ехать им было недалеко, дальше люди замелькали, как в калейдоскопе, проезжая максимум несколько остановок. Наконец, в купе сел генерал из НКВД, который ехал до Москвы, и их перестали беспокоить на каждой станции.

– Мы не знакомы? – спросил генерал у Дмитрия.

– Скорее всего, нет.

– Мне лицо ваше знакомо, – ответил генерал, доставая из портфеля бутылку армянского коньяка, шоколад и лимон. – А воевали где?

– В Крыму и в Таврии.

– Крымский фронт?

– Так точно!

– Тогда я знаю, откуда мне знакомо ваше лицо. Мы виделись с вами в Ростове, в 42-м весной. Я в то время был начальником Особого отдела Закавказского фронта. Давайте знакомиться: Петр Иванович! – он протянул руку.

– Дмитрий Васильевич.

– А должность?

– В то время я был командиром отдельной разведроты Крымского фронта.

– Точно, и фамилия ваша – Матвеев. И уже полковник и дважды Герой! Поздравляю! А куда? В златоглавую?

– Нет, в Архангельск.

– И кем, если не секрет?

– Не знаю, предписано прибыть в распоряжение.

– Отведайте! Прямо с завода! А меня в Москву, и тоже: «в распоряжение». По мне, так лучше на старом месте, но фронт ушел вперед, и у нас теперь задворки войны. Хотя работы в нашем отделе хватает. «Союзники» стараются!

– Я бы тоже предпочел оставаться на старом месте.

– Так вы из Румынии?

– Нет, я из Крыма, в отпуске был.

– Надо же! В отпуске! Или по ранению?

– Ну, давали-то по ранению, но тогда отгулять не дали, предоставили сейчас.

Так, под коньячок, и добрались до Москвы, там попрощались, Дмитрий пересел в другой поезд и поехал дальше. Свою фамилию генерал так и не сказал. Да не очень и хотелось! У вас свои куклы, у нас свои.

Полтора дня добирался от Москвы до Архангельска. Здесь тишина, захолустье, еще встречаются деревянные тротуары. От вокзала по пустырям прошел в город, нашел маленький деревянный домик штаба Беломорской флотилии. На Двине еще лед, и по нему проложены многочисленные дороги, укрепленные круглым лесом. У деревянного причала недалеко от штаба стояли несколько сторожевых кораблей, используемых как крейсера ПВО в данный момент. На душе было тоскливо: глубокий тыл, чавкающий снег под ногами, самое начало весны. Его остановил часовой у штаба, проверил направление, уступил проход. Все четко по уставу, никаких лишних слов и движений. В строевом отделе были только два мичмана и пара старшин. Офицеров никого. Он передал мичману бумагу.