Олег Кожевников - Император [litres]

– Сидор, пойдёшь с джигитами. После того как они встретятся у фонтана с поручиком Силиным, проводишь всех к калитке у часовни. Если поручику нужно будет чем-то помочь, поможешь. Понятно задание?

Привратник подскочил со своей табуретки и, не особо соблюдая дворцовый этикет, произнёс так же, как раньше:

– Не сумлевайся, Михал Лексеевич, провожу до самой калитки. Я вот сам ружжо взял, да стар стал гонять басурман.

Говоря всё это, Сидор пристраивал у себя на плече устрашающего вида берданку. На мой непросвещённый взгляд, это оружие вполне могли использовать ещё в Крымской войне, а глядишь, и в отражении нашествия Наполеона. Ситуация была комичная, я внутренне захохотал, ну а внешне серьёзным голосом сказал:

– Вот видишь, Рустам, даже ветеран давних войн готов сразиться с неприятелем. Так что гордые ингуши просто обязаны надрать задницу бандитам, посмевшим напасть на дворец императора. Давайте, ребята, действуйте, жду вас с победой.

Когда люди Рустама и Сидор вышли, в прихожей сразу же стало тихо и безлюдно. На страже у двери остался только один джигит, четверо других занимали позиции в комнатах первого этажа по периметру дворца. Так что на самом деле охрана оставалась серьёзная. В горах такое количество джигитов могло остановить полк, а тут всего лишь не допустить в здание каких-то там бандитов. Так что вполне можно было особо не волноваться, идти в свой кабинет и заняться достойным императора делом – подготовкой к завтрашней, так сказать, инаугурации. Я взглянул на Каца, на его обеспокоенное лицо и понял, что этот парень мне в этом деле не помощник – его голова занята анализом звуков перестрелки, и больше он ни о чем думать не в состоянии. Я прислушался к своим ощущениям и пришёл к выводу, что я тоже сейчас ничего умного придумать не смогу. В голове только крутилась мысль: «Вот бы сюда снайперское ружьё и прибор ночного видения. Я бы этим гадам показал – перещёлкал бы эту сволоту со второго этажа, к чёртовой бабушке». А когда в голове возникла идея установить на крыше большую рогатку и гранатами забрасывать закрепившихся у ворот бандитов, я понял, что срочно нужно идти в кабинет допивать оставшийся коньяк. А то такого на завтра запланирую, что весь Петроград будет надрываться от хохота. Уж лучше предстать перед сенаторами и народом слегка поддатым, чем смешным. Ещё раз посмотрев на своего друга, убедился, что мой вывод о снятии напряжения правилен, я предложил:

– Ну что, господин Джонсон, пойдём наверх и продолжим нашу беседу. У телефона и Ваха подежурит.

А джигиту, стоявшему у окна с карабином, приказал:

– Ваха, отвечаешь на все телефонные вызовы. Если поступит важная информация, пошлёшь за мной кого-нибудь из поварих. Они все сейчас собрались в столовой.

После этого приказа кивнул Кацу и быстрым шагом направился к лестнице. В кабинет вошёл первым и, пока Кац добирался, подготовил нужный антураж – достал недопитую бутылку, новые рюмки и поставил всё это на стол возле дивана. Это я сделал стремительно, а мой собутыльник что-то не спешил. «Сам император готовит стол, а сволочь Кац что-то не торопится», – с иронией подумал я и сделал так, как поступал в своём времени: налил рюмку и опрокинул её в себя. При этом злорадно подумал: «Тормози, тормози, дилетант, интересно, куда побежишь, когда коньяк кончится, а организм будет требовать продолжения банкета. Это тебе не двадцать первый век, тут, мать твою, Первая мировая война и сухой закон в стране», Хотя я и ждал появления Каца, но мой друг возник в тот самый момент, когда я, можно сказать, скрысятничал – выпил в одиночку рюмку коньяка. За это и был наказан – коньяк пошёл не в то горло, я поперхнулся и начал покашливать. Тут же раздался ехидный комментарий Каца:

– Если щекочет в горле… потереби и поцарапай своё ухо. Когда стимулируются ушные нервы, в горле рефлексивно возникает мышечный спазм. Он облегчит неприятную щекотку. А вообще-то, если позвал, то жрать в одну харю неприлично даже царю.

Сделав вид, что не расслышал, что сказал мой друг, я воскликнул:

– Ты что там щебечешь себе под нос? Цени, парень, пока ты ползёшь как улитка, император тебе уже стол накрыл.

На мою попытку увести разговор в другое русло Кац невозмутимо продолжил свои наставления таким же ехидным голосом:

– Если тебе плохо слышно, что бормочет собеседник, к нему нужно повернуться правым ухом. Правое ухо лучше улавливает быстрые речевые ритмы. А если хочется расслышать, что за мелодия играет тихо-тихо, повернись к источнику звука левым ухом. Оно лучше правого различает музыкальные тона.

Меня издевательская лекция специалиста по ухо и горлу достала, и я таким же менторским тоном заявил:

– А каким ухом лучше слушать перестрелку, чтобы понять, кто побеждает? Вот скажи мне, ушной специалист, из какого оружия сейчас бьют очередями?

– Если очередями, то, значит, из пулемёта. В это время ещё же нет автоматов.

– Да, глубина твоих познаний просто поражает! Ты же вместе со мной был на полигоне, где пристреливали ружьё-пулемёт Фёдорова. Неужели не запомнил специфического звука стрельбы этого проавтомата? Наверное, у тебя уши из жопы растут. Интересно, а из чего у тебя мозги растут? Что означает стрельба из ружей-пулемётов?

– Я тебе что – военный? Откуда мне это знать?

– Ты больше чем военный – ты мой серый кардинал! И должен задницей чувствовать, что творится во внешнем мире. А то научные теории ты знаешь, а в практической жизни ни бе ни ме ни кукареку. Учись, студент: присутствие на поле боя ружей-пулемётов означает, что в дело вступила спецгруппа. Только у бойцов спецгруппы могут быть на вооружении ружья-пулемёты.

Оседлав конёк вооружений, в котором хоть что-то понимал, в отличие от профана Каца, я с удовольствием под шустовский коньяк начал мазать гражданской штафирке основы тактики. До стратегии не дошёл, первая рюмка коньяка была выпита, и Кац, получив алкогольную накачку, воспрянул. Перебив меня, он начал восславлять мирный созидательный труд. И что наша задача и заключается в открытии шлюзов, чтобы народ занялся созиданием, а не накачкой мускулов для завоевания других стран. Что знания из будущего не должны быть пущены на милитаризацию страны, прежде всего их нужно внедрять в мирную жизнь. Одним словом, после первой рюмки у нас, как обычно, с Кацем разгорелся спор о том, как жить дальше. Но несмотря на жаркую дискуссию, я продолжал прислушиваться к звукам выстрелов. Любой нормальный человек вряд ли бы мог полностью углубиться даже в очень важный и принципиальный спор, если во дворе его дома идёт бой.

Когда начал интенсивно работать пулемёт «максим», я резко оборвал разошедшегося Каца на полуслове, заявив:

– Всё, вроде бы ловушка захлопнулась. Заканчиваем бухать, Кац, пора делом заниматься.