Леонид Воронар - Межлуние [СИ]

Даже сквозь дрему и доносящийся из-под повозки храп возницы, девушка слышала писк полевых мышей, шелест травы, и раздававшееся в лесу уханье филина. Тревожное ожидание беды и переживания не давали отдохнуть, и она несколько раз просыпалась от участившегося биения собственного сердца, но тихое дыхание множества людей, окружающее ее, успокаивало, и дава снова засыпала.

Перед самым рассветом ее как будто столкнули с края обрыва ударом в спину, и она открыла глаза. Девушка приподняла голову и всмотрелась в туманную дымку, скрывающую опушку леса, и, стряхнув с одеяла и волос капельки росы, увидела очередной букет, подложенный Маргадом. Она осмотрелась по сторонам, не нашла ухажера и испытала приступ испуга. Это было похоже на пытку. Аэрин приложила руки к лицу и беззвучно заплакала.

Без дубового столика она чувствовала себя совершенно беззащитной, если не сказать — голой. Что будет, если она откажет ему? В ближайшее время дава не сможет оказать достойного сопротивления. Раньше она боролась с тревогой за гаданием на картах, разложенных на столике-Каф, и, конечно, ей хотелось пробраться к повозке и вынуть свой чемодан. Аэрин сдерживала себя, понимая, что графине это не понравится, и поэтому черпала силы и искала утешение в воспоминаниях о беззаботном прошлом, безвозвратно ушедшем в безлуние.

Вопреки слухам, распространяемым инквизицией, столичные, как, впрочем, и провинциальные давы не занимались губительным колдовством. Сложно вредить людям, живущим рядом с тобой. В основном, к ней обращались для предсказания суженого картами Гимо и… любовным зельем, а иногда и за тем и за другим сразу. Если бы ее спросили, то она бы не нашла другого примера, так наглядно описывающего противоречивую натуру гордых эспаонок, испытывающих марьяжную жажду знаний и одновременно готовых бросить судьбе вызов, совершенно случайно пролив в напиток приглянувшегося кавалера известное средство.

Гораздо реже в гости заглядывали торговцы и моряки, желавшие поймать неуловимую фортуну или, напротив, разминуться с разбушевавшейся стихией. Особняком стояли дуэлянты. Мужчины не скупились перед лицом опасности и были самыми ценными клиентами…

Воспоминания о прежней, спокойной и даже временами счастливой жизни, плавно перешли в сновидения.

Она очнулась в карете.

Аэрин открыла глаза, и, не сумев вспомнить, как поднималась в экипаж, сделала вывод, что ее осторожно перенесли во время сна.

«Только бы не Маргад» — мысленно вздохнула девушка, прекрасно понимая, что он не упустил бы такую возможность, и, острее обычного почувствовав беспомощность, зажмурилась и потерла переносицу, скрывая от леди проступивший румянец.

Аэрин перестала думать о приставучем молодом человеке, только когда заметила напряжение, повисшее в воздухе. Захватывающее дух пение Монни подобно музыке разносилось по округе, кружилось в небе, словно птицы и танцевало меж стволов подступающего к дороге леса, тревожно шумящего, не смотря на безветрие.

Где-то впереди зазвучали сердитые голоса, и молодой граф пришпорил лошадь. На солнце блеснули богато украшенные ножны короткой шпаги и рукоять нубрийского пистолета.

— Разворачивайтесь! — долетел до кареты незнакомый голос.

Сестры обменялись взглядами.

— Уйди с дороги! — Крикнул Маргад.

Он не умел управлять людьми, а его неуверенность и раздражение исказили обычно сдержанный баритон. Ничего удивительного. Матушка не давала ему воли, и он вырос в ее тени.

— Ищите объезд, проклятые идальго! Все наши беды из-за вас! — Это высказывание было поддержано одобряющим бормотанием.

В окно кареты заглянул помощник возничего.

— Сеньора, пеоны перегородили мост и отказываются уходить.

Элизабет решительно открыла дверцу и вышла наружу. Ее властный голос раздался где-то рядом:

— Перед вами эмиссар Собора, и каждый, кто встанет на моем пути, будет заклеймен священным Трибуналом как еретик!

В опустившейся на дорогу тишине раздалось карканье ворона. Элизабет вернулась к карете и, сев на свое место, сдержанно улыбнулась:

— На наше счастье, народ до смерти боится клириков.

Они двинулись дальше. Проехав по каменному мосту и миновав редколесье, беглецы выехали на поле, похожее формой на рыцарский щит. Очередная деревня вытянулась вдоль опушки, и они как можно быстрее проехали мимо нее, удивляясь белесой траве, деревьям, сбросившим высохшую листву цвета пепла, и опустевшим домам с облинявшими стенами, лишившимися ярких красок. Даже черепица приобрела грязный оттенок серого. Все, к чему прикоснулось проклятие, необратимо обесцвечивается, а над местом проведения Темного Ритуала, как правило, живыми струнами звенела трава или кружилась непрестанно каркающая стая воронов.

Когда карета пересекла ниву с погибшим урожаем, графиня с подчеркнутой вежливостью поинтересовалась:

— Аэрин, расскажи мне, что здесь произошло?

— Порча, — выдавила из себя девушка.

Ей даже не пришлось искать ведьмин круг, чтобы ответить на этот вопрос. Впрочем, пересказывать слова песни в ее планы не входило.

— К чему такая жестокость?

Дава не хотела отвечать, поскольку, так же, как и графиня не понимала, зачем усложнять жизнь несчастным. Быть может, она сможет использовать этот пример колдовства себе во благо, выдумав неожиданную причину, похожую на правду?

— Иногда у нас появляется повод.

Более туманного ответа Элизабет давно не получала.

Дорога нырнула в овраг через подлесок, а затем по широкой дуге ушла в сторону Запада. На многие лиги вокруг под голубым небом простирались бескрайние поля, разделенные узкими полосами кустарника и кипарисов. Среди этого прекрасного пейзажа выделялось черно-бурое пятно. Напевы Монни, успевшие стихнуть, зазвучали громче, а над горизонтом нависло мрачное облако. Косые линии ливня подсвечивались бесшумными вспышками молний, возникающими за завесой дождя.

— Моя дорогая, мы можем приблизиться?

Дава прикусила губу, и, прислушавшись к тайным звукам природы, успокоилась. Отстранившись от окна, девушка посмотрела на Элизабет.

— Да, сеньора.

Графиня важно кивнула, тем не менее, ответ давы не смягчил ее напряженное выражение лица.

По неприятному стечению обстоятельств, единственная объездная дорога проходила по границе Коста-де-ла-Кинта — города, чье название долгое время не уходило из разговоров клириков южных епархий и стало синонимом мстительности еретиков, изгоняемых из Эспаона.

Их встретил тревожный перезвон колоколов, предупреждающий об опасности, и следы мора: с деревьев отслаивалась кора и опадала увядшая листва, почерневшая трава стелилась по серой земле, а в каждом водоеме, канаве или яме зловонной жижей застыла непрозрачная вода, напоминающая липкую смолу.