Роман Буревой - Боги слепнут

– При тебе, моя милая, не нашли никакой сумки. Вообще никаких вещей, – отвечала медичка.

– Такого не может быть. Была сумка. Там Гимп… то есть с её помощью я могу найти Гимпа.

Медичка, теряя терпение, постаралась улыбнуться как можно ласковее.

– Сумки не было. Сегодня к тебе зайдёт вигил, и ты ему все расскажешь – кто на тебя напал. И про сумку – тоже.

– Да, да, пусть вигилы найдут сумку. Пусть найдут… – шептала Ариетта.

Она знала, что вигилы ей не помогут. И никто не поможет… Как она могла потерять сумку! Приёмник должен был привести её к Гимпу. Гений Империи надеется на неё. Надеется и ждёт спасения. А она не может ничего. Абсолютно ничего.

Как самый обычный человек.

«Каждая улыбка малыша Постума, каждая новая игрушка наполняют радостью сердца римлян. В душе каждого живёт надежда, что после тяжких испытаний Великий Рим окрепнет вместе со своим юным императором.»

«Гней Галликан».

«На театральных представлениях будет несколько премьер… Какое новое имя боговдохновенного драматурга принесут нам Римские игры?»

«Первый приз Римских игр – один миллион сестерциев. К тому же Макций Проб от себя лично пообещал приз в сто тысяч сестерциев. Столько же от имени императора выдаст Августа. Никогда ещё не бывало таких больших призов. Все считают, что разыгрывать деньги куда рациональнее, чем желания».

Бог Диспитер даровал ребёнку свет, Витумн – жизнь, Сентин – чувства.

Ватикан помог открыть рот и издать первый крик.

– У тебя сынок.

Медичка положила Норме Галликан на сгиб руки спелёнутого малыша.

Норма смотрела на сына с удивлением.

Обычное смятое красное лицо новорождённого с пухлыми губами, с мокрыми, едва приметными ресничками. Меж набрякшими веками едва можно различить темно-серые глазки.

Она боялась существа, которое произвела на свет. Нечеловеческая тварь, нечеловеческое соитие. Кто может появиться на свет в результате? А появился обычный крошечный человечек. Безобидный. Беззащитный. Слабый.

– Устал, бедняжка, – прошептала медичка. И такая нежность в её голосе, будто этот тёплый комочек – ей родной. Самый лучший, самый замечательный. Норма пока не испытывала к новому существу никаких чувств, кроме лёгкого удивления и любопытства. Вот ты какой…

– Как ты думаешь, он похож на человека? – спросила Норма.

Медичка удивлённо приподняла бровь так, что зелёная шапочка затопорщилась с одной стороны.

– Да, конечно. Обычный мальчик. Хорошенький. Бровки, реснички.

«И как она только это разглядела!» – подивилась Норма.

Пахло горящим маслом. Возле постели теплился масляный светильник.

Старинный обычай велит зажигать свет, чтобы при появлении человека присутствовала богиня света Светоносица. Но проникнет ли свет в душу этого ребёнка?

– Я могу оставить малыша у себя?

– Конечно, и кроватка для него приготовлена.

Медичка опустила свёрток в прозрачный ящичек – колыбельку.

Но Норма не о том спрашивала.

– Навсегда? – спросила она, – Навсегда могу его оставить?

Медичка уже не удивлялась вопросам.

– А это как он пожелает. – И засмеялась.

– Он может не пожелать, – прошептала Норма.

Встреча была назначена в портике Октавии. Квинт явился раньше времени. Встреча его тревожила. Он делал вид, что рассматривает знаменитые статуи Фидия и Праксителя, восхищается всадниками Лисиппа. В назначенное время он остановился возле статуи сидящей женщины. «Корнелия, мать Гракхов», – значилось на базе.

– Поговорим?

Квинт медленно повернулся. Перед ним был невысокий плотный человек с гладко выбритой головой. Военная выправка, загорелое лицо, пухлый подбородок, тонкие губы. Глаза… В глаза Квинт старался не смотреть.

– О чем. – Да, в глаза лучше не смотреть. Квинт смотрел на прекрасное лицо Венеры Праксителя. Так проще.

– Прогуляемся вдоль портика и побеседуем.

– Побеседуем… – Квинт демонстративно запнулся.

– Гай, – представился тот. – Но при новой встрече я могу назваться иначе.

Квинт поморщился – его любимая фраза в устах этого человека звучала издёвкой. «Собрат»…

– Тебя не смущает тот факт, что ты по-прежнему на свободе? Ведь ты удрал из-под ареста, – напомнил человек, назвавшийся Гаем. Он говорил покровительственно, как будто имел над Квинтом власть.

– После этого мир перевернулся, – уклончиво отвечал тот. – Обо мне забыли.

– Есть люди, которые помнят даже о тебе.

– "Целий"? – зачем-то спросил Квинт. Он старался выглядеть чуть-чуть глупее, чем есть. Иногда это полезно. Хотя он не надеялся, что ему удастся провести этого, как его… гм… «Гая». Как только он увидел этого человека, сразу понял, что за спиной незнакомца маячит тяжеловесное, похожее на крепость здание «Целия».

«Гай» не ответил. Впрочем, Квинт и не надеялся получить ответ.

– Тебе позволили остаться на свободе. Дело прекратили. Ты свою задачу выполнил.

– Выполнил, – бесцветным голосом отозвался Квинт. – А в чем была моя задача?

Теперь он был уверен, что люди «Целия» знали о предстоящем рейде монголов. Знали и делали вид, что не знают. Решили заманить Элия в ловушку. Но им только кажется, что они его победили.

– Зачем убили Элия? – спросил Квинт. Так, вопрос в пустоту. Опять без надежды на ответ.

– Это тебя не касается.

– Касается. Я – римский гражданин. – Стоит изобразить этакого глупца-идеалиста. Почему-то люди вроде «Гая» считают, что все идеалисты – глупцы. Не стоит разочаровывать «гаев».

– Красиво звучит. Вернее, звучало. Скоро это будет пустым звуком.

Великий Рим больше не выполняет желаний. Пока мир движется по инерции. Но скоро все поймут, что жить где-нибудь в Лондинии и быть гражданином Альбиона ничуть не престижнее, нежели быть гражданином Рима. Тебя это не пугает?

– Я думал над этим… – неопределённо протянул Квинт.

– Думал, но не придумал яркой приманки. Или ты по примеру своего хозяина предложишь раздавать деньги направо и налево. Но деньги быстро иссякнут. А нищий Рим тем более никому не нужен.

– Элий бы тебе ответил. А я не могу.

– Значит, ты не так хорош, как воображаешь. Роксану ты тоже не мог раскусить.

Квинт стиснул зубы. Да, свои поражения признавать тяжело. «Самый лучший фрументарий» – вспомнил Квинт недавние свои заявления. Ничего они не стоят нынче. Ничего. Потому что Элий умер. А все остальное… а все остальное к воронам.

– Ты, конечно, глуповат, – продолжал «Гай». – Но ты был предан хозяину.

– Элию, – поправил Квинт.

– Теперь ты поступаешь в распоряжение императора. Ты – его личный фрументарий.

– Я и так ему служу. Ему и Летиции.

– По собственной воле. А теперь будешь служить по приказу диктатора Макция Проба.