Роман Буревой - Боги слепнут

– Ты не ранен? – спросила Летиция, все ещё вися в воздухе в футе над землёй: боялась, что «тряпка» вновь присосётся к полу.

Авл не торопился подниматься. Он приподнялся на локтях и смотрел на висящую над ним в воздухе Летицию. Интересно поглядеть на лица ребят в казарме, когда он расскажет, что преломил копьё с Августой.

– Нормально. Вот только губу этот тип мне разбил. – Он нарочито медленным жестом стёр кровь с губы.

– Почему ты ушёл от Тиберия?

– Мне будто голос какой шепнул: она в беде, – отвечал Авл.

– Ты слышишь голоса? – спросила она живо: почудилась родственная душа.

– Влюблённые всегда слышат голос любимой, – отвечал он и понял, что слишком поспешно заговорил о любви. Она отшатнулась, вновь очутилась под потолком. – Тебе надо поскорее освободиться от этой дряни.

– Хорошо бы, – согласилась Летиция. – Я колола её кинжалом, а она не пускает.

– Дай-ка я! – Он вскочил, рука его сжала её колено. Он дёрнул за чёрный лоскут – не тут-то было! Чёрная тварь буквально срослась с ногой. Летиция закричала от боли – ей показалось, что Авл сдерёт сейчас с неё кожу живьём.

– Пойдём наверх, медики наверняка что-нибудь сделают. – Он протянул ей руку, и Летиция опустилась на землю: висеть в воздухе у неё не было сил. Тряпка больше не пыталась присосаться к полу, но и голень не отпускала.

Авл поднял Летицию на руки и понёс. Эх, сейчас бы в спальню. Там наверху найдётся пустая комнатка? Чёрная тряпка вытянула свой отросток и попыталась впиться Авлу в бедро. Он почувствовал липкое прикосновение и укол, похожий на укус. Авл отшатнулся и разжал руки. Не обладай Летиция способностью летать, она бы шлёпнулась на пол. Но гениальный дар позволил ей удержаться в воздухе.

«А Элий бы ни за что не разжал рук», – подумала, она, и почудилась ей, что тонкая нить, протянувшаяся меж нею и Авлом, вдруг лопнула с оглушительным звоном.

Летиция вскочила на ноги. Разумеется, Авл был прав, что разжал руки и почти отшвырнул от себя Летицию, иначе тряпка захватила бы в плен и его. Авл был прав, но эта правота не могла соединить лопнувшей нити.

Летиция уже хотела вновь взмыть в воздух – чтоб подальше от Авла, но тут в гараж вбежал вигил и за ним охранники больницы.

Медики подкатили носилки, уложили на них Летицию. Авла оттеснили.

«Интересно, медик может испытывать отвращение к пациенту?» – подумала Летиция.

«Нападение на бывшего секретаря Элия Цезаря кажется фактом не случайным теперь, когда мы знаем о покушении на Августу».

«Никогда ещё за всю историю Рима изображения Юпитера, Юноны и Минервы не обряжались в столь роскошные одежды, как те, что были на них во время ритуального угощения сенаторов и всех магистратов».

Макций Проб плохо спал. Просыпался всякий раз раньше пяти. Быстро перекусив и приняв ванну, садился работать. Многие сравнивали его с Плинием Старшим. Кое-кто говорил это в глаза, надеясь польстить. Макций Проб соглашался. Что ж тут особенного, все трудяги похожи друг на друга. Постепенно труд засасывает, как вино или наркотик. Уже ничего не надо – ни женщин, ни развлечений, а только поскорее сесть к столу. Дел много, и это хорошо. Когда дела иссякнут, и жизнь кончится. Не коротать же остаток дней, читая «Акту диурну» и потягивая разбавленное вино. Хорошо, что Постум так мал – значит, у Макция ещё много дел впереди. Молодые не таковы. Даже самые лучшие из них не таковы. Даже его внук Марк совсем другой. Его волнуют мелочи, он слишком много суетится.

В этот раз Макция разбудили ночью.

– На Августу напали ловцы, – доложил Курций.

Через полчаса префект вигилов явился лично. Вслед за ним прибыл Марк Проб.

– Где это случилось?

– В гараже больницы, – кратко отвечал Курций.

– Репортёры оккупировали всю Эсквилинку, их там больше, чем медиков.

Пытаются что-то разнюхать, – сообщил Марк Проб.

– Ну, и разнюхали что-нибудь?

– Ничего.

– Августа вне опасности?

– И да, и нет…

– Что это значит?

– Чёрную ловушку удалось снять с ноги, но голень опухла, медики опасаются сильной интоксикации.

– Что она делала в больнице?

– Навещала секретаря Тиберия. Приказала одному из гвардейцев зачем-то охранять старика.

– И преторианец оставил Августу?! Надеюсь, с этим ослом разберутся, – фыркнул Макций Проб.

– Он вовремя вспомнил о своих обязанностях. А вот второй охранник исчез. И машина тоже. Парень, обслуживающий гараж, не видел, чтобы пурпурное авто выезжало со стоянки.

– "Триера" исчезла?! Улетела? Или уплыла в клоаку Максиму [23]?

– Я говорю, что знаю. Теперь, когда гении нас больше не защищают, когда весь мир мёртв, я поверю во все, что угодно. Потому что теперь возможно все. – И Марк невольно поёжился – ибо почудилось ему в то мгновение, что в спину ему как раз меж лопаток направлен остро отточенный клинок.

И гения больше нет за спиной.

– А что это за чёрная тварь?

– Её отправили в лабораторию. Не могут установить, что это такое. Явно живая субстанция, но…

– Что «но»?

– Медики разводят руками.

– Андабат, – сказал сосед Гимпа. Значит, утро. И неведомый пленник проснулся за стеной. Гимп открыл глаза. И увидел потолок.

Свет! От яркой вспышки Гимп зажмурился. Гимп лежал неподвижно, боясь разлепить веки. Вдруг свет только почудился? Вдруг… И все же Гимп осмелился. Дрогнули ресницы… Да, свет, свет, несомненно! Свет мгновенно переплавился в боль. Боль пронзила мозг и застряла глубоко под черепом. От неё разбежалась по всему телу тонкая зудящая паутина. Гимп вновь распахнул глаза. Но ничего не увидел, кроме слепящей белизны. По щекам потекли слезы. Гимп сел на кровати, по-прежнему ничего не видя. Раньше мешала тьма. Теперь – свет. Его била дрожь. Ему казалось, что он ощущает льющийся свет кожей – он протянул вперёд ладони, будто хотел собрать лучи в ладони…

Вокруг одна белизна… И по ней медленно лишайником расползалась какая-то муть. Зеленое… жёлтое… голубое… Потом Гимп различил очертания комнаты. Стол, два ложа, кресла, стулья… Окно. Зрение быстро возвращалось. Теперь он мог рассмотреть даже роспись на стене – яркая, будто только вчера написанная фреска. Гимп медленно обвёл взглядом комнату. Столик из чёрного дерева, ваза муринского стекла… мраморная статуя… Окно. Он подошёл к окну. Но за окном ничего не было. Чернота. Не может быть! Ведь сейчас утро. Гимп вновь затрясся. Осторожно приоткрыл решётку и просунул руку в щель. Сначала исчезли пальцы, потом вся кисть целиком. Тьма за окном её поглотила. Будто Гимп погрузил руку в чернила. Гимп рванул руку назад, спешно ощупал кисть. Пальцы были на месте. Да и видел он их теперь. В комнате… Но за окном рука почему-то становилась невидимой.