Роман Буревой - Северная Пальмира

Вокруг убитого столпились человек десять. Трое монголов впереди. Серы и римляне – сзади.

– Верно, кто-то из охранников сошёл с ума, – сказал Икел нависшему над телом нойону. – Такое иногда бывает. В прошлом месяце у нас спятили двое.

«Этот сумасшедший может сорвать все дело», – подумал Икел.

Мерген-нойон не ответил, молча сделал знак двум охранникам, те кинулись к телу и принялись запихивать убитого в мешок. По характеру ран нойон и сам догадался, кто убил Минуция. Но в жёлтых глазах монгола полыхнуло такое, что Икел понял: когда наступит момент, бывшего префекта настигнет смерть вовсе не такая лёгкая, как смерть Минуция.

Последним подошёл Трион. Лицо его было серым и влажным от пота. Он лишь мельком глянул на мешок с телом и спросил, ни к кому не обращаясь:

– Как я теперь успею сделать «толстяка»?!

И вдруг схватился за живот и согнулся. Он кричал, как будто ему всадили в живот нож. Мерген-нойон посмотрел на римлянина свысока.

– Что он делает? – спросил у Корнелия Икела.

– Оплакивает убитого, – отвечал тот вполне серьёзно. – По нашему обряду.

Двое серов осторожно взяли Триона под руки и повели к его домику. Тот едва мог переставлять ноги. Его шатало. При каждом шаге Трион тихонько поскуливал от боли.

«Бенит планирует заключить мирный договор с Чингисханом».

Ночью, когда в камышах на все голоса выли шакалы, Логос подошёл к калитке в сад. Он прислушивался, вглядывался в темноту. Охраны не было… Логос отворил калитку и пошёл по знакомой дорожке. Икел ждал его у дома. В плотной черноте южной ночи плавали необыкновенно огромные, жирные, как кляксы, светляки.

– Где охрана? – шёпотом спросил гость, выныривая из темноты.

– Спят. Никто не проснётся. – Корнелий Икел отступил, пропуская вперёд Логоса. Бог должен идти впереди, человек сзади. Как же иначе? – Трион ничего не подозревает. Вторая дверь направо. Он не удерёт – на окнах решётки. Дверь закрыта изнутри на задвижку, но я сегодня подпилил винты. Чуть-чуть нажать, и ты войдёшь внутрь. Поторопись. Я буду ждать у ограды с лошадьми. И учти: охраны нет только возле этого дома. Возле казармы и завода нукеров полным-полно.

– Не торопи меня. Прежде чем мы уйдём, я должен уничтожить его работу.

– И как ты собираешься её уничтожить? Это же не крошечная лаборатория – это целый город…

– Маленький город.

Икел отдал Логосу связку ключей.

– Надеюсь, ты знаешь, что делать…

Логос не ответил и исчез в темноте.

Вновь во сне шагали легионы. Неведомо откуда и куда. А где-то впереди мелькала фигура в пурпуре. Император? Цезарь? Всадник был слишком далеко, чтобы различить его лицо. Трион стоял и ждал, когда пройдут легионы. Но они все шли и шли, печатая шаг, поднимая тучи пыли. Горели на солнце орлы. Люди смеялись и что-то выкрикивали. Трион понял лишь одно слово. Они выкрикивали:

– Пурпур!

Трион проснулся. В комнате горел свет. Возле его ложа на стуле сидел человек в чёрном плаще. Золотом светились вокруг головы незваного гостя волосы. Трион не испугался. Он просто понял, что сладить с незнакомцем будет трудно.

– Что тебе надо?

– Одевайся, – приказал незнакомец. – Пойдёшь со мной.

– Кто ты такой, чтобы я тебе подчинялся?

Незнакомец не ответил, схватил Триона за руку и сдёрнул с кровати.

– На помощь! – заорал Трион.

– Тебя никто не услышит.

Однако Логос ошибся – дверь отворилась. И в комнату вбежала тоненькая девочка с чёрными, чуть косо прорезанными глазами. Вбежала, да так и застыла, глядя на чинимое насилие, – она была в соседней комнатушке – обмывалась после Венериных утех.

– Уходи, – сказал Логос. – И подальше. А то завтра нукеры схватят тебя и потешатся вволю.

Девочка шагнула ближе. Ещё ближе. И вдруг кинулась к Логосу и впилась зубами ему в плечо. Он с трудом оторвал её, ухватил за тунику и поднял на вытянутой руке, как котёнка. Она что-то выкрикивала на своём языке. И Логос понимал, что. Она кричала: «Две лепёшки, две лепёшки».

– При чем здесь две лепёшки?

Трион хихикнул:

– Я обещал ей две лепёшки в день. У неё семья подыхает с голоду. Мать и два братика. У тебя есть две лепёшки для них? А я бы мог ей дать и четыре…

Трион замолк. Замолчала и девчонка. И даже прекратила выдираться. Поняла намёк. Логос покачал головой: неужели эти двое думают так легко его обмануть?

– Я могу дать ей кое-что получше. – Он привлёк девчонку к себе и дунул ей в лицо. А потом разжал пальцы. Девчонка вылетела из комнаты пулей.

– Не надейся, она никого не позовёт, – заметил Логос.

Потом он поставил Триона на ноги, как куклу. Тот попытался отбиваться, беспорядочно, по-бабьи махал руками и даже пробовал кусаться. Подзатыльник заставил его притихнуть. Логос закутал Триона в просторный синий чекмень, взвалил на плечо и вынес из спальни.

Ноша для Логоса-Вера была совсем не тяжкой. Вот только от Триона шёл нестерпимый смрад. Икел ждал их у ворот с лошадьми. Городок Триона спал – многочисленные домики среди садов Хорезм-шаха, потеснившие деревья.

– Бери Триона и отъезжай как можно дальше. Я вас нагоню, – сказал Логос. – А мне придётся вернуться.

Икелу не надо было повторять дважды. Он вскочил в седло, схватил за повод лошадь, к которой тюком был приторочен пленник, и помчался. Он не стал оборачиваться и потому не видел, как Логос исчез среди деревьев, не видел, что делал странный его союзник. Но если бы видел, что – удивился бы. Ибо, дойдя до бассейна, Логос обошёл его по кругу, оглядываясь, будто примерялся – подходящее ли выбрано место, и убедившись, что место подходит, медленно опустился на колени прямо на мощёную дорожку. Несколько минут он сидел с закрытыми глазами, не двигаясь. Светляки роились вокруг него, над распахнутыми дверьми в Трионово логово горел матовый шар фонаря. Логос глубоко вдохнул. Вдохнул… но не выдохнул. Шорох пронёсся по саду. Вдруг разом закричали на разные голоса ночные птицы, завыл шакал. И все смолкло. Невероятная, абсолютная тишина повисла над садом. Матовые шары, висящие вдоль дорожек в чёрном кружеве листвы, замигали и стали меркнуть. Потом вновь вспыхнули, но уже новым ледяным синеватым светом. Логос вновь вдохнул. Светляки, что плавали в саду, замельтешили, будто ветерок закрутил их и понёс куда-то, хотя никакого ветра не было – воздух был неподвижен.

После третьего глубокого вдоха в ближайшем домике проснулся человек и заплакал. Заплакал, как плачут новорождённые, – беспомощно и требовательно. Плачут, когда обмочат кроватку. Человек в самом деле обмочился. Его сосед заворочался, заметался и тоже стал хныкать.