Елена Ершова - Рубедо [СИ]

«Не знаешь, что делать — тяни время», — подсказал барон.

Марго согласилась с ним и закончила:

— Будь я одета.

Под жгучим взглядом епископа она чувствовала себя совсем беззащитной. Остывала фиалковая вода, хлопья коростой стягивали кожу. Нестерпимо ритмично тикали часы.

— Хорошо, — сказал епископ, проглотив очередной кусок, и темный взгляд скользнул над ее плечом. — Миклош, подай фрау халат!

Массивная фигура шагнула из-за спины на свет, перечеркнув и без того тусклое пятно лампы. Схватив пеньюар — невесомый и тонкий, покорно повисший в массивной ручище, — Миклош повернулся к Марго, и его детское лицо с узким лбом и маленькими, глубоко посаженными глазами, озарилось глуповатой улыбкой.

— Дай сюда! — епископ выдернул халатик из рук помощника. — Напугаешь фрау! — и учтиво поклонился, проговорив: — Смелее, баронесса, и оставьте стыд. Вы видите перед собой не мужчину, а слугу Господа. Я давно укротил плоть и очищен от греха, потому нагота не должна смущать вас.

Дрожа, Марго поднялась. Косы расплелись окончательно, и волосы темным каскадом упали на плечи и спину. Епископ подал полотенце, а после укутал Марго пеньюаром заботливо, как отец. При этом, ловя завязки, прошелся ладонями по бокам и бедрам Марго. Стилет, все еще зажатый в его руке, опасно покалывал кожу.

«Тебя ощупывают, как кобылку на продажу», — прокомментировал барон.

Мышцы снова свело ознобом: так же фон Штейгер хватал ее шершавыми ладонями, прекрасно понимая, что вызывает у юной жены лишь отвращение, но от этого распаляясь сильнее. Тело еще помнило болезненные щипки, и Марго поспешно отступила, под пяткой хрустнуло оброненное письмо.

— Подай сюда.

Миклош выхватил листок с удивительным проворством. Епископ небрежно мазнул по нему взглядом и покривился в усмешке.

— Вижу, дело разрешается, баронесса. Знает ли герр инспектор, что ангел-хранитель носит фамилию Эттинген? Должно быть, это и было предметом вашего разговора с его высочеством?

Марго ухватилась за края ванны: отрицать бессмысленно, за кронпринцем велась слежка, и разговор в клозете Бургтеатра не мог остаться незамеченным.

«Не знаешь, что говорить — говори правду. Хотя бы ее часть».

— Мой брат арестован, — проговорила Марго, в напряжении наблюдая, как епископ вычищает сердцевину от семечек. — Я действительно просила его высочество об аудиенции. Он выслушал меня и согласился пересмотреть обвинения по делу Родиона.

— При этом, — подхватил епископ, — покушение оказалось куда более убедительным доводом, нежели моя протекция.

— Вы пришли арестовать меня? — бледнея, осведомилась Марго.

— Разве я похож на полицейского? — голос у его преосвященства безмятежный и вкрадчивый, глаза такие темные, что не разглядеть зрачков.

— Оставьте разговоры об аресте вашим друзьям из участка. Меня заботят преступления не тела, а духа. Гордыня и бесчестие, ересь и хула, нечистоплотность и вольнодумство. Как заботливый пастырь, я ищу заблудших овец и возвращаю их в стадо. Поэтому здесь.

— Я не нуждаюсь в проповедях.

— И совершенно напрасно. После смерти вашего мужа за вами приглядывали…

Марго замерла, справляясь с накатившим ознобом. Епископ заметил, и по его губам скользнула усмешка:

— Да, да, баронесса, приглядывали. И знаем, чем вы зарабатываете на жизнь: шантажом и бесстыдными сделками. Но сейчас речь идет не о шантаже, а о покушении на Божественное предназначение, на Спасителя, благодаря которому Авьенцы живут и процветают. Мне невыносимо думать, что я общаюсь с убийцей, столь миловидной, сколь и жестокосердной. Откуда у вас этот стилет? — епископ сощурился, разглядывая гравировку. — Ничто не остается безнаказанным… Это не девиз дома фон Штейгер.

— Нет, — прошептала Марго. — Это девиз моего отца…

— Он был славийцем, не так ли? Как его звали?

— Александр Зорев. Но зачем…

— Не в вашем положении сыпать вопросами, — прервал его преосвященство. — Вы должны быть благодарны, что барон фон Штейгер оплатил долги вашего отца. Да, да, я знаю и это. И знаю также, что ваш покойный муж сам задолжал имущество и дом.

— Кому? — Марго тревожно вскинула подбородок.

— Вы слышали о ложе «Рубедо»?

Дыхание перехватило. Огонь в масляной лампе опасливо дрогнул и замельтешил, бросая на лицо епископа змеистые тени.

— Вижу, что слышали, — с приклеенной улыбкой подытожил его преосвященство. — Ваш муж был казначеем, но, как выяснилось впоследствии, еще и казнокрадом.

— Не может быть! Я видела ценные бумаги, договоренности по сделкам — они чисты! Банковские счета в порядке, и в завещании говорится, что я единственная наследница…

— У великого мастера имеются и другие документы.

В тоне епископа прежняя вкрадчивая мягкость, но для Марго слова прозвучали страшнее угроз. Она застыла, не в силах пошевелиться и даже вздохнуть. Барон предательски молчал.

— Но что же вы заволновались? — рот его преосвященства покривился в отвратительной усмешке. — Вам нечего опасаться, пока вы действуете в рамках закона — не столько человеческого, сколько Божественного. Вы жили вполне беспечно эти два года, хотя, признаю, я был излишне мягок, назвав вас заблудшей овцой. Вы блоха, моя дорогая. Паразит на теле Авьена. Пока вы были малы и безобидны, никто не принимал вас всерьез. Но после смерти хозяина вы осмелели, стали слишком резво прыгать и слишком больно кусаться. Вы знаете, что делают с назойливыми блохами, баронесса? — располовинив яблоко, епископ небрежно закинул кусочки в рот и захрустел, жмурясь от удовольствия. — Их давят ногтем.

Марго молчала. Мокрые волосы отвратительно липли к спине, фиалковый запах вызывал тошноту, и в глубине дома часы размеренно пробили полночь.

— Однако, время позднее, — заметил епископ, тщательно вытирая стилет о поданное Миклошем полотенце. — Нам следует поторопиться. Теперь это в ваших же интересах, баронесса. Я знаю, что между вами и Спасителем произошел разговор, но не знаю, о чем. Поступим так: вы вводите меня в курс дела, а я закрываю глаза на ваше преступление и долги вашего мужа. На мой взгляд, справедливая сделка. Что скажете?

— Боюсь, ничего нового, — через силу выдавила Марго. — Я говорила о брате. Просила пересмотреть обвинение, и, как видите, преуспела.

— Действительно, — согласился епископ. — Но не подумали, что ваш импульсивный поступок бросит тень на того, кого вы так смело защищаете. Брат — революционер, сестра — убийца. Доказательств более чем достаточно, и вас обоих казнили бы очень скоро… если бы его высочество не решил, что вы можете быть полезны. Что он попросил взамен?

А его преосвященство хорошо осведомлен о привычках наследника. Марго заломила брови, вспоминая: