Безбашенный - Античная наркомафия-8

Чего она хочет, понятно и ежу. Ирку она свою от юнкерских лагерных нагрузок избавить хочет, но так, чтобы та не выглядела изнеженной маменькиной дочкой на фоне других и не вызывала соответствующего к себе отношения. Как историчка — понимает же прекрасно, что такое спартанское воспитание, и какое отношение оно формирует у всех к слабым и избалованным. А как училка и школьная директриса — знает и всю школоту, и кто среди неё чего стоит. Я ведь упоминал уже, как Юлька шипела, когда Аглея по моей просьбе начала подыскивать штучных девок не только для своей школы, но и для нашей? Видит же, что сравнение получается не в пользу её дочурки, а тут ещё до кучи и эта наша затея с кадетским корпусом, который демонстрирует разницу ещё острее и нагляднее…

Без жениха и Ирка ейная, конечно, не останется. Не из лучших, но и не худшая из всех, и когда лучших лучшие расхватают, то на среднем уровне она вполне котируется. Юльке-то, понятно, не средненького зятя заполучить хочется, но тут уж каждому — своё. Я не просто так не устаю поучать пацанву, что яблоко от яблони далеко не падает, и каких детей хочешь иметь, такую и жену себе подыскивай. Во всех смыслах и по всем значимым наследственным признакам. И кадетский корпус — это не только военная подготовка и не только продолжение образования наших без пяти минут помощников, но ещё вдобавок и подробные, обстоятельные и наглядные смотрины их будущих невест. Одним действием сразу несколько задач решается, и такой подход к делу у нас — не исключение, а правило.

Конечно, затеянное нами военное обучение и девчат шокирует не одну только Юльку. Здоровые античные социумы традиционно не склонны баловать свой молодняк, но такого не было даже в Спарте времён действия в ней законов Ликурга. Тем не менее, вояки суть принципа поняли, среди аристократии мнения разделились, но учитывая наш милитаристский характер общества, результат предсказуем, а широкие массы трудящихся обычно следуют примеру элиты. Приглядись к ней, и поймёшь, каким через пару-тройку поколений будет в основной своей массе и весь народ…

— Так я же и говорю, запретить надо! Строжайше запретить! — ну никак не хотел униматься выступающий, ещё и жестикулируя по всем канонам греческой риторики, чем здорово напоминал мне киношный образ одного гения в кепке.

— Что именно запретить, блистательный? — поинтересовался Велтур, — Мильные столбы на дорогах или езду по дорогам на колесницах? — передние ряды Большого Совета ещё крепились, но на задних уже тихонько посмеивались.

— И сами колесницы тоже! — выкрикнул один из молодых вождей, — А зачем они вообще нужны, если прокатиться на них с ветерком всё равно негде? — тут уже половина задних рядов расхохоталась в голос, напоминая столь же киношный, хоть и не сильно от реального в этом смысле отличающийся, судя по письмам моего патрона, образ римского сената — если в тоги всех обрядить, да в зале заседаний грекоремонт качествено сделать, статуй ещё мраморных для полного антуража понаставив, то и хрен тогда наш Большой Совет от того римского сената отличишь.

Зароптали было несколько вождей кельтиков, у которых ещё сохранялась их старая кельтская традиция торжественных колесничных выездов, и один из них уже хотел подняться и дать достойную отповедь, когда сосед турдетан растолковал ему на пальцах, что это предложение о запрете колесниц — шутка, поскольку заведомо абсурдно, и смысл смеха именно в этом. После этого, въехав, захохотали и кельтики, и лузитаны, которых вместе набиралось до трети всего Большого Совета.

— Хорошо ли это, смеяться над горем старинной и уважаемой семьи? — пафосно вопросил выступающий, не забыв при этом и картинно вытянуть руку.

— При чём тут горе уважаемой семьи? — не выдержал уже и Миликон, — Ты ещё пешеходам хождение по дорогам запретить предложи, чтобы их не мог стоптать никакой колесничный лихач! — рассмеялась уже и добрая половина вождей старшего поколения.

— Или тележный! — выкрикнул ещё один из задних рядов, — И о телегах забывать не надо, на них тоже можно запросто разогнаться спьяну!

— Особенно на тяжёлых возах с волами! — конкретизировали из рядов напротив, отчего расхохотался, колотя себя ладонями по ляжкам, уже весь Совет.

— Сбить человека запросто можно и верхом, — добавил я, — Передвижение верхом по всем нашим дорогам запрещать будем? Или только скорость езды по ним ограничим — только шагом или рысью, и чтобы никто не смел носиться галопом — ни пьяный лихач, ни спешащая по срочному вызову конница, ни доставляющий срочное донесение в столицу гонец! — вояк с гонцами я упомянул специально для особо тупых, дабы не разжёвывать и таким, что шутю я и насчёт верховых, и насчёт огульного ограничения скорости для всех.

— Тогда уж и для паланкинов, — прикололся Велтур, — И рабов-носильщиков тоже можно разогнать так, что стопчут встречного не хуже коней. Или может вообще запретим и паланкины, чтобы даже и возможности такой ни у кого не было? — и снова весь Большой Совет ржал, схватившись за животы.

— Нет, ну все эти запреты на транспорт — это, конечно, глупость, — сказал вождь из простых центурионов, избранный своей общиной вместо смещённого за должностное несоответствие "блистательного", — Зачем тогда вообще нужны дороги, если по ним никто не будет ездить? Но и носиться по ним, сломя голову и сбивая людей — это тоже не дело. Так что скорость ограничить — это, возможно, было бы и неплохо.

— Ты что, всерьёз? — я едва не поперхнулся.

— Ну, не для всех, досточтимый, — уточнил тот, — Если какая-то государственная необходимость, так это же понятно.

— А частной необходимости быть разве не может? Вот даже, допустим, заболеет у кого-нибудь кто-то из родни и будет при смерти, и разве не поскачет этот человек тогда во весь опор, чтобы застать родственника живым? Или допустим, у тебя самого в общине что-то такое случится, что помощь из столицы срочно нужна, и ты посылаешь первого же попавшегося, и нет у тебя времени ни эмблему гонца ему выдать, ни дорожный пропуск, и кем тогда твой гонец без них считаться будет?

— Ну, это же особые случаи, досточтимый.

— Верно, особые. Но всех этих особых случаев, какие только возможны, заранее не предусмотришь. И кто решать будет — задним уже числом — особый это был случай или нет? Так может, лучше и не плодить тогда дурных законов, по которым жить невозможно, и их всё равно будут нарушать, подрывая этим уважение к любым законам вообще?

— Ну, и это тоже правильно, конечно, но и людей сбивать — куда это годится?

— Так ведь у нас же есть статьи и об убийстве, и о членовредительстве, и в них у нас есть всё — и умышленные случаи, и неумышленные, а среди неумышленных — и такие, которые совершены в умышленно созданной опасной ситуации, и они приравниваются у нас к умышленным по наказанию. Если нормальный человек спешит по какому-то своему важному делу или даже просто лихачит ради удовольствия, но делает это с умом и вреда никому не причиняет — за что его наказывать? Умеет ездить — молодец. А кто не умеет, но всё равно лихачит и сбивает кого-то — для тех как раз статья. Разве не по ней был осуждён и повешен высоко и коротко тот пьяный лихач, который стоптал конями своей колесницы насмерть прохожего? Какие ещё нужны законы, когда имеющихся вполне достаточно?