Петр Иванов - Мы ничего им не должны!

Капитана Фигнера и унтер-офицера Сашки больше в российской империи не существует, нет и созданного усилиями Барклая потомока иммигрантов и его верного приказчика. Те на пути в Париж – наследство "добывать" поехали, или если точнее – растрачивать казенные деньги на вино и гулящих девиц. Кто же теперь проживает на втором этаже россиенского постоялого двора в рублевом "нумере 13"? А никто, люди без имени, без звания и без документов – благо "бумаги", "плакаты", паспорта спрашивают только по прибытии в населенный пункт, а при отбытии никакого учета нет. На городских заставах проверка ведется, всех проезжающих аккуратно опрашивают и записывают в особую книгу. Но это Россия, никто сроду не называет собственной фамилии, обычно соревнуются в остроумии вплоть до явной нецензурщины, а документы не проверяются – не рискнет солдат инвалидной команды "не по делу" важных господ беспокоить, последние ведь зубы выбьют ненароком. И все же обоими Александрам нужна новая личина, как змее сбросившей старую кожу требуется для замены свежая. Предстоит пройти и проехать многие сотни верст по землям Пруссии и Рейнского союза, путь немалый и лишние проблемы с полицией им ни к чему. До третьего рейха, где полицай притаился за каждым кустом, этим государствам как до луны – паспорта спросят у путешественников только при пересечении границ. И все же "шкура" была нужна и ее вскоре нашли…

В то время, когда пьяненький корнет распинался перед Фигнером в любви к французским кокоткам, на другом конце маленького городка в убогой харчевне сидели за грязным столом два небритых субъекта в форме прусских гренадеров. Дела у этих ребят шли на редкость неважно, на родине им определенно ничего не светило, а в российской империи их тоже не приняли с распростёртыми объятиями. После разгрома Пруссии, Наполеон запретил этой стране иметь большую регулярную армию: было 250 тысяч под ружьем – осталось только 50, всех остальных выгнали вон. Процесс сокращения вооруженных сил начался с 1808, и в 1810 году еще немало бывших нижних чинов бродило, как по территории Пруссии, так и по сопредельным странам, пытаясь куда-нибудь пристроится. Тем самым Бонапарт невольно сыграл на руку Фигнеру и Сашке в осуществлении их прямо скажем "нехороших" замыслов. Уволенные от службы воины расползлись как тараканы, кто куда. Часть офицеров подалась в российскую императорскую армию, как например Пфуль и Клаузевиц, часть вернулась к различным мирным занятиям. Нижним чинам пришлось хуже – большинство не имело ни друзей, ни протекции, ни сбережений для первоначального обустройства. Люди проведшие в казарме длительное время, иногда лет 10 и более, не смогли вернуться к гражданской жизни и стремились к привычному существованию. Беда всех нижних чинов того времени, российские солдатики страдали от нее в не меньшей степени. Зачастую успешно дезертировав во время заграничного похода, человек снова попадал в армию, хорошо если к союзникам, но бывало, что и во вражескую. Не мог бывший солдат приспособится к жизни на гражданке, да еще в чужой стране и ради куска хлеба или шел волонтером, или запродавал себя в качестве заместителя конскрипта. Вот и эта парочка подалась в Россию, привлеченная слухами о создании императором Александром Первым особого "Немецкого легиона" для борьбы с французами. Большую часть наличных денег приятели-гренадеры потратили на оплату услуг контрабандистов, легально из Пруссии нижних чинов не выпускали – опять Бони постарался. На дорогу до Петербурга ничего не осталось, а местные власти помогать добровольцам не спешили, городничий не захотел с ними даже разговаривать. Чем бы у них кончилось сказать трудно, но однажды появился Он – благодетель и порешал все проблемы, по крайней мере, им так показалось на первый момент.

Дорвавшиеся до даровой выпивки и угощения, оголодавшие "земляки" стали для капитана Фигнера легкой добычей. Прикинувшись немцем, пруссаком на русской службе, он без особого труда убедил сидевших на мели солдат воспользоваться его рекомендациями и связями для поступления на службу. Денег на дорогу нет – капитан даст, документов нет – пожалуйста, курьерская подорожная, с ветерком доедут, и самое главное – рекомендательное письмо для военного ведомства, без протекции в России бедным немцам ничего не светит. Взамен щедрый даритель потребовал немного – паспорта, якобы нужные капитану для отчетности. Расстались без сожаления, бумаги выданные бывшим гренадерам при увольнении со службы, в России все равно не действительны, их с лихвой заменит одна единственная подорожная. Пришлось отдать и форму, взамен волонтеры получили гражданскую одежду – и это условие возражений не вызвало. Даже нижними чинам было понятно, что ехать в столицу в таком виде, прямо в поношенных и потрепанных мундирах – не самая лучшая идея, запросто можно схлопотать по морде лица от какого-нибудь встречного офицера. Расстались они самыми лучшими друзьями, Эрих и Курт еще не знали тогда, что хитрый капитан в рекомендательном письме, для чиновника, через которого условились поддерживать связь с Барклаем, сделал маленькую такую приписку на английском… Нет Фигнер их не обманул с протекцией, Сибирь, как поется в популярной в народе песне "вить тоже русская земля!". Несколько лет пруссаки проведут по ту сторону Уральского хребта, где у Фуше нет никакой агентуры. Один там успешно приживется и его отдаленный потомок поднимется до высот местной иерархии, а другой вернется на родину.

Сашка по прежнему скучал и почитывал Радищева пополам с Форсайтом, проводя время в 13-м "нумере", когда туда однажды с немалым узлом, из которого торчали в разные стороны рукава мундиров не ввалился Фигнер. Розовые мечты доехать до Парижа "по-человечески" со всеми удобствами в экипаже, пусть и под другим обличием, мгновенно растаяли как дым на ветру, нижним чинам первым классом путешествовать не положено даже в Пруссии. Добытую форменную одежду постирали, зашили и подогнали немного под новых обладателей – все проделали своими силами, привлекать посторонних портных было крайне рискованно. Разобрали оставшиеся вещи, с собой они возьмут только самое необходимое: контейнер с оружием, принадлежностями и деньгами, а так весь минимальный набор, без которого в дальней дороге не обойтись: шило, мыло… и прочее "на рыло". Кроме титанового тайника-доски, ее пришлось по очереди нести в руках до самого Парижа, все приготовленное к походу добро запихнули в дорожные мешки типа "сидор". Излишки – все, что осталось от сборов, как ни жалко было, но для конспирации следовало безжалостно уничтожить. Ночью Александр пробежался по Россиенам и раскидал по разным помойкам на задворках порезанные до лоскутьев мундиры и белье, всю ненужную теперь одежду и прочие мелкие вещи, немногие бумаги и книги сожгли в печке. С гостиницей обошлись и еще проще, Фигнер отказался платить, и их без особого шума – долгов ведь приятели не наделали, выставили на улицу в тот же день. Последний вечер оба Александра провели, потягивая из деревянных кружек дрянной студень и закусывая баранками, в убогом и грязном шинке расположенном на дальней окраине городка, куда раньше не заходили ни разу, и где не было шансов нарваться на новых знакомых. В другое время Сашка бы не сунулся в такую отвратительную дыру только из соображений брезгливости, воняло в этом очаге общепита как в сортире. В сумерках, уже за пределами города, они натянули на себя добытую хитрым способом прусскую военную форму, туристические ботинки пришлись очень кстати, под гетрами их не отличишь от обычных солдатских.