Петр Иванов - Мы ничего им не должны!

Хотелось бы побывать по примеру основателя Русского исторического общества в таких экзотических местах, но избранный Самойловичем "имидж" накладывал весьма значительные ограничения. Если посещение обычных горячих бань стоило от 1 до 3 франков, а чуть более комфортабельных бань Вижье – 4 франка, то восточные роскошества обходились гораздо дороже – до 20 франков. Это для людей состоятельных, а что же оставалось на долю остальных?

Горячие бани "для простого народа" нередко располагались на барже, пришвартованном к причалу, так проще и дешевле – бесплатная речная вода рядом. По некрутой лестнице и изящному мостику клиенты переходили с берега, засаженного цветами и плакучими ивами, на судно – своего рода "плавучую виллу". Здесь каждый мог принимать ванну в отдельном или общем помещении в зависимости от толщины кошелька. Ковров, зеркал и вышколенной прислуги нет и в помине, но так ли уж нужны все эти излишества? Выпивка, закуска – всегда к услугам моющейся публики, можно даже было и основательно подкрепится обедом. После всех дорожных треволнений так приятно посидеть в цинковой ванне с горячей водой, отпарить всю собранную в дороге грязь, жаль только сауны или парилки в таких местах не заведено, а вот "специфические услуги" – пожалуйста. Как только хозяин заведения понял, что Фигнер и Сашка желают получить отдельный номер, так сразу и последовало заманчивое предложение… от ласк парижских "нимф" в этот раз они отказались. Помылись вволю, попили молодого вина, посмотрели на Сену, поспрашивали у рыбаков с удочками окупировавших борт плавучей бани, что и как здесь клюет.

После трех дней отдыха они приступили к "делу", ради которого и проделали столь необычное путешествие. Фигнер где-то раздобыл плохонькую карту города, все же лучше чем ничего, и принялся отмечать возможные места, где с разной вероятностью можно было встретить "Его". По имени, фамилии, и даже по прозвищу императора Франции они еще в дороге условились не упоминать никогда в деловых разговорах, мало ли кто из местных случайно подслушает. Говорили всегда или "Он", или "Наш", сторонний человек вряд ли поймет о ком конкретно идет речь. Лист бумаги потихоньку заполнялся различными квадратиками, прямоугольниками и стрелками, привычкой рисовать схемы капитан видимо заразился от своего напарника. Лувр, Мальмезон, Тюильри, Фонтенбло, Елисейский дворец, улица Шантерейн, где до сих пор в некоторых домах проживают многочисленные родственники и земляки "корсиканца", и еще, и еще… мест, где в теории можно застать императора в Париже и его окрестностях немало.

– Не то брат, все не то…, к лешему сии дворцы. Я слово Барклаю дал, что никто из родни "Его" от наших с тобой рук не пострадает… – процедил сквозь зубы склонившийся над планом города Самойлович, – Ловить этого черта надобно или в пути, или в разных присутственных местах. Должен же "Он" появляться в посольствах, Главном Штабе, министерствах, Военной школе, да и в Опере хоть изредка?

– А если… – попытался было спросить Сашка но напарник его тотчас упредил ответом.

– Охранников, прислугу, военный конвой, чиновников – ради бога, за этих нам ничего государь не скажет. А ежели часом отправим на небеса заодно с "Ним" еще и кого из маршалов или генералов, так только дополнительная благодарность выйдет.

На практике все оказалось намного сложнее, так почти все перечисленные дворцы, дома и резиденции императора хорошо охранялись. Собственно на эти задачи и "тратилась" почти вся более-менее квалифицированная парижская агентура Фуше, поскольку об условии поставленном Александром Первым Барклаю французы не знали. Всех лиц, кто имел хоть косвенный "доступ к телу" тщательно проверяли до седьмого колена и держали под неусыпным наблюдением, плюс сами соглядатаи следили еще и друг за другом. Поэтому попасть хоть в одно из вышеперечисленных мест без длительной подготовки и наличия связей среди ближнего окружения Наполеона было абсолютно нереально. Пока об этом обстоятельстве неопытные террористы еще не знали, на начальном этапе операции Фигнер мыслил порой категориями 1800-го года, когда первого консула можно было запросто застать гуляющим на бульваре. Все эти скучные, но столь важные технические детали им еще предстоит выяснить, осознать и "принять к сведению", на это занятие уйдут как минимум две недели из оставшегося скудного запаса времени. Механизм подготовки к войне уже давно запущен и до июня 1812 года остались считанные месяцы.

Но все это будем потом, а пока… пока, на следующий же день случится с ними странное происшествие, которое по началу совершенно не оценили по достоинству. У Самойловича была "нехорошая" привычка, время от времени менять конспиративную квартиру, просто так – "на всякий случай"…

Октябрь в этом годы выдался на редкость холодным для Европы, вот пожалуйста и первый снег к вашим услугам, все одно к обеду белое пушистое покрывало растает, но с утра у парижских гаменов появилась отличная возможность поиграть в снежки. По окраине одного из предместий тянется, маневрируя между лужами маленькая процессия: Александр, загруженный разным барахлом, за ним Фигнер, тоже не с пустыми руками идет и поодаль от них шагов за двадцать какой-то нищий старичок, увязался за ними от старой квартиры, которую они снимали в предместье Ла Виллет. По началу на этого безобидного с виду дедушку не обратили никакого внимания. Опыта работы с французской тайной полицией и ее филерами у них в ту пору еще не было. В этот ранний утренний час прохожих на встречу попадалось немного, откуда им взяться, да еще и в воскресенье в придачу, поэтому каждый встреченный по пути человек невольно "лез в глаза". Бедно одетая девушка-подросток бережно несет обмотанный тряпками горшок, вероятно завтрак для отца или может старших братьев – многие парижские рабочие так и питались, кто-то из детей или родственников доставлял им горячую пищу прямо в мастерскую, в цех или на стройку. Видно, что девица замерзла, зябко кутается в старую рваную шаль с чужого плеча, губы синие… Александру эта молоденькая представительница женского пола показалась вполне симпатичной, а может он просто посочувствовал бедняжке, его самого осенний холодок пронимает до костей, тонкая суконная куртка без подкладки ни черта не греет, только "видимость" такая одежда создает. А вот появились и те, кому не холодно даже в это промозглое осеннее утро. За девчонкой хвостиком тянется, временами отпуская в ее адрес сальные шуточки компания модно "с претензией на шик" и тепло одетых молодых "хлыщей" рыл эдак в пять. Удивительное дело, что же потеряли представители "золотой молодежи", скорее всего богатые студенты или светские бездельники на издавна славящейся криминальными нравами окраине Парижа? Не часто встретишь эту публику в рабочих предместьях, обычно они пасутся в престижных кофейнях Латинского квартала, изображая парижскую "элиту" – местный бомонд. В эпоху, о которой мы повествуем, элегантный щеголь состоял из большущего воротника, огромного галстука, часов фальшивого золота с многочисленными брелками, трех разноцветных жилеток разных размеров, одетых одна на другую, но непременно так, чтобы красный и синий жилет приходились снизу, затем шел далее фрак оливкового цвета, с короткой талией и длинными заостренными фалдами, украшенный двойным рядом тесно насаженных серебряных пуговиц, доходивших до плеч, потом шли панталоны оливкового цвета, но посветлее. В главной детали одежды, фраке – почти точной копии армейского мундира, имелось бесконечное множество лампасов по швам, всегда нечетных, от одного до одиннадцати, но за эту границу считали невозможным заходить. Прибавьте к этому короткие сапожки с железными скобками на каблуках, высокую шляпу с узким бортом, волосы копной, громадную трость и разговор, пересыпанный похабными каламбурами. В заключение – шпоры, усы и баки "военного образца". В ту эпоху усы были принадлежностью статских, а шпоры – принадлежностью пешеходов. Провинциальный пижон носил шпоры длиннее и усы молодцеватее столичного франта, но был некий "средний уровень", которого придерживались все "денди". Шпага не перевязи через плечо – как положено, не хватает только соответствующего ордена в петлице квазимундира – "За половые заслуги" надо полагать. Такого кадра и за боевого офицера принять можно по ошибке, но сытая и холеная морда диванного светского "льва" выдает с головой. Пальто согласно общей моде во Франции не носили, а в подражание военным в ходу были шинели различных фасонов, порою весьма странных. И в довершение картины: "Ехали бояре с папиросками в зубах, местная полиция на улице была…". Смолят вовсю господа студенты недавно вошедшие в моду испанские "самокрутки", единственный существенный трофей наполеоновских вояк, вывезенный из одной южной, но непокорной страны. После сытного табльдота очень приятно затянутся ароматным контрабандным табачком, импортированным из далекой Вирджинии.