Петр Иванов - Мы ничего им не должны!

По закону и французам, и иностранцам, приезжающим в Париж больше чем на две недели, нужно было оформлять "вид на жительство" в полиции, своего рода институт прописки. Впрочем строгость законов во Франции, как и в России компенсируется зачастую необязательным их исполнением. С обитателями чердаков власти обычно знакомились только после очередной полицейской облавы.

Относительно дешевое жилье можно было найти на левом берегу Сены, в Латинском квартале, где бедные студенты, будущие медики или правоведы, снимали комнату за 15–20 франков в месяц. Именно в такой комнате, на пятом этаже гостиницы, расположенной на улице Клюни, поселился герой бальзаковских "Утраченных иллюзий" Люсьен де Рюбампре. Особенно много дешевых заведений с меблированными комнатами было в окрестностях Сорбонны. Но для студенческого квартала российские "туристы", что называется "рылом не вышли" и главное – там можно было натолкнутся случайно на соотечественника.

Сразу же по прибытию в столицу Александру провели инструктаж, на предмет уголков города, где ему появляться категорически запрещено. Так помимо Латинского квартала "табу" накладывалось на улицы Риволи, Мира и бульвар Итальянцев – излюбленные места российских аристократов-путешественников, "бояр рюс", как их тут называли местные. Под запрет попал и знаменитый на весь мир парк Пале-Рояль…

– Нечего тебе туда соваться, сплошное б…во куда ни глянь, не за тем приехали! – так объяснил причину Самойлович, – Да и на "наших", российских там можно ненароком напороться, редко кто удержится от соблазна сие веселое место посетить.

И так, "зимними квартирами" маленькая армия под командованием капитана Фигнера обеспечена, теперь на очереди стоит вопрос продовольствия. Кажется, чего уж проще – к их услугам огромный город, да только шкура "пролетария" налагает определенные ограничения по этой части. В сфере питания, как и во всех прочих областях парижской жизни, главным законом было разнообразие: каждый мог найти себе еду соответственно своим вкусам и, главное, состоянию своего кошелька. Проблема заключалась в том, что рабочие-сезонники, да еще самого низшего разряда по умолчанию "средств не имели". На Александра и его спутника это ограничение не распространялось, деньгами российская казна снабдила их в избытке. Как они не старались, а до сих пор не смогли потратить на себя и десятой части ассигнованных на мероприятие по устранению Наполеона средств. Однако – "жажда – ничто, имидж – все", оборванца в приличное кафе может быть и пустят, но пристальное внимание хозяина, посетителей, а затем скорее всего и полиции гарантировано. К слову, "кафе" в современном понимании здесь пока и нет совсем, вместо них кругом одни "кофейни", и ресторанов почти нет – единственное исключение составляет "ресторация" на улице Ришелье. Впрочем, не смотря на название, кофе в этих заведениях общепита употребляют редко, обычно посетители пьют вино и реже – пиво. Вследствие континентальной блокады цены на "колониальные товары" взлетели во Франции до небес и чашечка ароматного напитка обойдется гурману от 1-го франка до 5-ти в зависимости от сорта, недельный заработок среднего рабочего. Сахар тоже попадает в разряд заморских деликатесов, его подают на отдельной тарелочке: 4–5 небольших кусочков, согласно неписаному правилу, клиент имеет право, уходя из заведения, унести их все с собой.

Но все это великолепия понятное дело "для господ", и Фигнеру с Сашкой требовалось отыскать что-то более "народное", причем срочно: с утра на новом месте жрать хотелось как никогда. Справились они у привратника и направили свои стопы в сторону ближайшей gargote, так во Франции принято называть дешевый кабачки для простонародья. Классом выше идет guinguette, по российским меркам это уже трактир, обычно любимое место воскресного отдыха более-менее состоятельных парижских ремесленников, приказчиков и высокооплачиваемых рабочих. В "генгетах" по традиции устраивали свадебные балы молодожены из среды мелких буржуа, тех кому другие, более престижные заведения не по карману. Здесь же происходило то, что на современном языке назвали бы корпоративными вечеринками, или пьянками, как уж получится: например, у национальных гвардейцев особой популярностью пользовалось заведение "Большой балкон", расположенное сразу за заставой Военной школы. Этимология слова "guinguette" не вполне ясна. Современный словарь возводит его к старофранцузскому глаголу "guinguer" – "прыгать"; словарь XIX века связывает название этих кабачков со словом "ginguet" – "кислое молодое вино"; наконец, автор книги о Париже 1825 года утверждает, что словом "guinguette" в XVIII веке называли неудобные тяжелые экипажи, используемые для поездок в другие города. Каждое из этих объяснений имеет под собой некоторые основания: "генгеты" в самом деле располагались за городом, сразу за заставами, где еда и, главное, выпивка были дороже. Посетители этих "генгет" в самом деле пили много дешевого вина и в самом деле охотно танцевали.

Можно было бы податься туда, по уму скорее всего и надо, но как назло все до единого трактиры располагались за городскими заставами и не хотелось так далеко идти. Сунулись было они в одно ближайшее заведение, где на вывеске значилось "Поль Нике, винокур". Действительно, и сам хозяин, и позже его внук Франсуа Нике, унаследовавший семейное предприятие, прославились тем, что гнали чрезвычайно крепкую виноградную водку, которую продавали по цене 1 су за стакан. Восхищенные клиенты именовали этот напиток "вырви глаз" и "сироп для забулдыг". Самые неприхотливые употребляли "адский напиток" прямо у стойки, более требовательные проходили в глубь комнаты, где были установлены столы и скамьи, а для наиболее "изысканных" или перебравших посетителей в заведении Нике предназначались два отдельных "кабинета", где впрочем из мебели имелась только подстилка из соломы и тряпок на полу. Однако, в отличие от российских питейных заведений типа "Иван Елкин", никакой закуски здесь к спиртному не предлагали, вероятно для того, чтобы гости пили как можно больше. Пришлось "руссо туристо" проследовать далее, благо подобных кабачков на улице было много, Сашка насчитал на первый взгляд не менее десятка, обычная норма для окраины Парижа, предместья с поэтическим названием Ла Виллет. Следующим по порядку был кабак "Белый кролик", однако чаше его именовали по имени содержательницы, местные так обычно и говорили – "пойдем к мамаше Радиг". Чтобы туда попасть пришлось сперва форсировать настоящий поток грязи, не столь уж редкое явление на улицах "столицы мира", как в ту пору нередко называли Париж. Сходу по обонянию ударила на редкость зловонная атмосфера, хоть противогаз не надевай. Сашка привык уже за последние годы к спертому нехорошему воздуху казарм и бараков, но с таким отвратным "вонизмом" столкнулся впервые. Единственная зала, она же и по совместительству кухня представляла собой какое-то сплошное зловонное грязное болото с чавкающей под ногами жижей. Словно призраки бродили пошатываясь между полусгнившими столами и низенькими скамейками посетители сего чудного места, едва различимые среди пара, дыма от очага и гнилостных испарений в тусклом свете единственной слабой масляной лампы. Точь в точь как мертвецы в стандартном голливудском фильме ужасов, только там – лица зеленые, а здесь все больше красные и синие…