Петр Иванов - Солдат… не спрашивай!

Отдаленные глухие хлопки ружейных выстрелов они и слышали и раньше, но теперь, когда подошли ближе стрельба стала "отчетливей". Можно разобрать – вот залп ружейный ударил "гра-ах-ах", почти как пушка, а вслед за ним "та-та-та", трескотня беглого огня. Появились и первые "ласточки" – к командиру полка подвели двух нижних чинов, сумевших как-то чудом выскочить из окружения и он расспросил их, информация никогда лишней не бывает. Никаких новых сведений от солдат получить не удалось, и полковник отпустил этих беглецов в тыл, да только далеко им уйти не удалось, не прошли они и десяти шагов вдоль колонны. Их остановили не офицеры, а нижние чины 13-го по собственному почину.

– Куды побег сукин сын? Мы за вас, вашу мать, помирать идем, а оне тикают?

– Я братцы, че… я энто ни че..

Так двумя бойцами в маленьком отряде стало больше, помощь незначительная, и когда дело потом дошло до стрельбы эта парочка все равно куда-то испарилась только их и видели. Здесь так в начале века… они не трусы, так вышло… просто "патриотизм" российского солдата распространяется исключительно на родной полк, а иногда и только на отдельную – "свою" роту. Психология крестьянина сказывается, для которого соседняя деревня как другая планета.

Снова приехал казак, на этот раз унтер-офицер – приказной, судя по галуну и докладывает обстановку отцу-командиру. Спустя пару минут проноситься на колонной приказ "Стой!" и Александру становиться ясно, что похоже они пришли сейчас "битва" и начнется. Вслед за станичником полковник, а за ним Денисов, и артиллеристы принимают вправо и торопливо продираются через кусты и молодую придорожную поросль на фланге. Сашка по собственной инициативе увязался следом за офицерами, на дороге все равно делать нечего, разве что поднятую сотнями сапог пыль глотать. Несколько шагов и стена деревьев осталась сзади, впереди лишь поля и луга. Человеку пройти легко, но даже относительно мелкая казачья лошадь продирается с трудом через такую преграду, а для пушек надо будет проделывать проход в этой зелени, народу у них много – справятся, или следует искать "проплешину", что временами попадаются в лесополосе.

Вот и наши "окруженцы", видно как на ладони – стоит толпа в поле в двух километрах от дороги. Бешеная пальба в белый свет как в копеечку – война в Крыму, а все в дыму, задние ряды и как бы не в воздух ли стреляют. Вокруг вертятся французы, три или четыре эскадрона "пасут" российских солдатиков как волки овец. Вдали на фоне зеленых лугов виднеются двигающиеся массы кавалерии – там и маршал Мюрат где-то с ними, до них километров пять, но у Александра от природы зрение великолепное. Он без всякой оптики муху может различить за две версты, не в полете конечно, а на листе белой бумаги. Штабс-капитан не ошибся, разве только с расстоянием немного промахнулся, много их идет, очень много… движутся походной колонной, и словно река там у линии горизонта течет. Зрелище еще то, поневоле все внутри сжимается от чувства собственного бессилия, когда понимаешь истинное значение этого слова – "много"… до х…, до того самого известного органа. Скорее всего, разведка наступающего авангарда французов прочесывая местность случайно обнаружила большую, но относительно потрепанную и неупорядоченную группу солдат и офицеров противника. После Фридланда масса народа так шаталась по окрестностям, искали дорогу и пытались выйти к своим… часто – безуспешно. С ориентированием на местности в ту пору было как то не очень в армейской среде, да и карту с компасом офицеры не жаловали, они все больше на помощь проводников из числа местного населения уповали, вот и расплата наступила. "Сусанины" прусские все как один сбежали в суматохе отступления, "ученых" генштабистов нет – исчезли вмести с главкомом "Беней", а без них куда следует идти никто толком не знает и не ведает. Остатки одного полка в этом бардаке даже уклонились так далеко на юго-восток, что вышли к российским пределам чуть ли не год спустя, когда про них уже давно забыли и записали в безвозвратные потери.

Французы не стали давить этот сброд всей массой, оставили лишь один полк. Для уничтожения вражеского "отряда" таких сил хватит, хоть и много там народу, Александр оценил – тысячи три и не меньше, но это не боевое подразделения, а именно толпа ни дать, ни взять. Пока кавалерия ведет себя странно, эскадроны то вроде бы идут в атаку, но в последний момент отворачивают, в чем же дело?

– Почему они не нападают? – недоумевал унтер-офицер, вроде бы обстановка к таким действиям располагает.

– Не хотят галлы зря рисковать, огонь "выманивают", ждут когда последние патроны у пехоты закончатся и она побежит. – объяснил ему Денисов.

Есть оказывается и такой тактический прием, к нему обычно прибегают для сокращения собственный потерь, война на исходе и никому уже умирать не хочется. Очень уж не любит любая кавалерия большие скопища пехотинцев, туда врубаться – слишком затратный процесс выходит, даже если это не каре, а просто толпа, где основная масса пассивно стоит на месте. Самая сильная лошадь отнюдь не танк, снесет она с разгона грудью одного, снесет второго человека за ним, может и третьего повалит, а там и сама упадет и ноги переломает еще. Им выгоднее дождаться момента, когда возникнет паника и народ кинется врассыпную – вот тут их и порубят с минимальными для себя издержками. Пока же французы лишь имитировали атаки, стараясь не приближаться на опасную дистанцию где их могли подстрелить, ближе 400-от шагов не подъезжали. Хорошие стрелки могли бы и здесь их наказать за такое "неспортивное" поведение даже из несовершенных гладкоствольных ружей, но откуда они – "хорошие" в массе возьмутся в российских войсках, где на обучение нижних чинов выделяют лишь три боевых патрона в год. Обычно подход такой – заряжать свой самопал солдат научился, значит и стрелять умеет, а там уж свинец сам виноватого найдет. Особенно "линейные" части этим грешат, уповая лишь на одни лишь слаженные и красивые залпы, "сотня пуль летит на ветер" сплошь и рядом, старина Суворов прав на все 100-о процентов. Такое впечатление, что ведением огня никто у них толком не управляет, бегает там с краю сборища какой-то кавалерийский офицер приблудный, бьет солдат ножнами сабли по головам, но на него внимания не обращают и каждый палит по врагу лишь в меру своего разумения и страха.

– Час… пожалуй, столько они еще продержаться. Не хотят французики воевать, но мы им пособим, – подвел итог увиденному полковник и сразу же двинулся обратно.

За ним последовали и все остальные "зрители", что их отец-командир намерен предпринять – Александр представлял себе очень смутно, но была надежда, что опытный военачальник и тут сумеет вывернуться. Короткое совещание у полковника и офицеры расходятся к своим нижним чинам, снова движение – на сей раз солдаты медленно вступают под кроны придорожных деревьев, колонна распалась на несколько частей, постепенно трансформирующихся в шеренги и цепи. Артиллерийские запряжки подаются вперед, ранее орудия шли вразброс одно ехало в начале, одно в конце, остальные в промежутках между ротами егерей.