Петр Иванов - Солдат… не спрашивай!

Пока эти двое обсуждали свои "далеко идущие" планы, у Александр прикидывал, где бы сподручнее избить господина "благородного" коммерсанта. Григорий подсказал, что прямо у трактира не стоит, слишком много ненужных свидетелей, несмотря на вечернее время, а значит надо ловить его на одной из боковых улочек.

…………………………………………………

Посиделки закончились и полуштоф в облезлом сюртуке заткнутый человеческою головой вместо пробки вывалился из гостеприимного питейного заведения наружу, а за ним отправились и друзья-приятели, прикидывая дорогой, где бы этого господина сподручнее "проучить". Ему было, по-видимому, лет пятьдесят. Лицо, его не имело ничего особенного: желтое, стекловидное, морщинистое, па подбородке несколько бородавок, которые в медицине называются мышевидными, с рыжими, завившимися в кольцо волосами, какие отпускают па бородавках для счастья дьячки и квартальные. На "благородном" носу небольшой шрам, глаза мутные и серые, волосы – странная вещь, черные, густые, почти без седин, так что их можно было бы назвать даже очень красивыми, если бы картину не портили не две-три небольшие, в грош величины, плешинки, виною которых, очевидно, были не природа и не добрая воля. Между людьми, которых зовут пьющими, и настоящими пьяницами – огромная разница. От первых несет вином только в известных случаях, и запах бывает сносный, даже для некоторых не чуждый приятности: такие люди, будучи большею частию тонкими политиками, знают испытанные средства к отвращению смрадной резкости винного духа и не забывают ими пользоваться. Употребительнейшие из таких средств: гвоздика, чай в нормальном состоянии, гофмановы капли, фиалковый корень, наконец, лук, чеснок. От вторых несет постоянно, хоть бы они неделю не брали в рот капли вина, и запах бывает особенный, даже, если хотите, не запах – как будто вам под нос подставят бочку из-под вина, которая долго была заткнута, и вдруг ототкнут. Господин помещик, фамилию которого Александр так и не узнал никогда, принадлежал ко второй категории и отбивал резкий запах сивухи различными настойками. В любом случае следить за "сюртуком" можно было исключительно посредством обоняния, столь уж резким ароматом от него разило шагов за десять. По-доброму бить морду надо было сразу у кабака, но нижние чины замешкались – все же вторая столица и вот теперь им приходится следить за "энтим распьянущим чортом", как сразу назвал господина помещика Григорий. Сашка спихнул обязанности Пинкертона на приятеля, а сам отдался всецело обозрению Москвы, хоть и вечер начинается, а посмотреть тут было на что.

Петербург – административный центр страны, город по преимуществу административный, бюрократический и официальный. Едва ли не целая треть его народонаселения состоит из "служивых", и число штатских чиновников едва ли еще не превышает собою числа военных офицеров. В Петербурге все служит, все хлопочет о месте или об определении на службу. В Москве вы часто можете слышать вопрос: "чем вы занимаетесь?" в Петербурге этот вопрос решительно заменен вопросом: "где вы служите?" Слово "чиновник" в Петербурге такое же типическое, как в Москве "барин", "барыня", "купец", "приказчик" и так далее. Чиновник – это туземец, истый гражданин Петербурга. Если за состоятельным петербуржцем пошлют лакея или посыльного мальчика, девочку хоть десяти лет, каждый из этих посланных, отыскивая в доме квартиру, будет спрашивать у дворника или у жильцов: "Здесь ли живет чиновник, имярек такой-то?", хоть искомый может не иметь никакого чина, нигде не служить и даже намерений таких не иметь. Такой уж специфический петербургский "норов"! Петербург любит подтрунить над Москвою, над ее неловкостью, патриархальностью и типично российским безвкусием. Москва кольнет Питер тем, что он не умеет говорить "по-русски". В Петербурге, на Невском проспекте, гуляют в два часа люди, как будто сошедшие с журнальных раскрашенных картинок, выставляемых в окна модных ателье. Даже старухи фланируют по бульварам с такими узенькими талиями в рюмочку, что делается смешно, а на гуляньях в Москве всегда попадется в самой середине цивильно одетой толпы какая-нибудь бочкообразная матушка с платком на голове и уже совершенно без всякой "талии".

Одним словом если Питер – лицо российской империи, грозное, строгое и напыщенное, то Москва – ее толстая задница. Вдвойне удивительно, ибо в 21 веке, откуда прибыл Александр, все было с точностью до наоборот, там витриной страны являлась Москва…

Первопрестольная – город купеческий, что бы там про не не говорили бойкие писаки. Достаточно поглядеть на Замоскворечье, чтобы убедится в этом утверждении. Ядро коренного московского народонаселения составляет купечество, плюс его немалая "челядь"-обслуга. Девять десятых этого многочисленного сословия носят православную, от предков завещанную бороду, длиннополый сюртук синего сукна и сапоги с кисточкою, скрывающие в себе оконечности плисовых или суконных брюк. Одна десятая позволяет себе брить бороду и, по одежде, по образу жизни, вообще по внешности, сильно походит на "благородных", иначе говоря мелких дворян средней руки. Большинство старинных барских домов перешло в начале века в собственность купечества, местные "знатные роды" постепенно проживаются-спиваются-вырождаются. По смерти Петра Великого Москва сделалась убежищем опальных дворян высшего разряда и местом отдохновения удалившихся от дел вельмож, но к началу следующего века ситуация изменилась далеко не в пользу дворянства. И вообще этим огромным зданиям, памятникам уже отживших свой век нравов и обычаев суждено, почти всем без исключения превратится или в казенные заведения, или, как мы уже сказали, поступить в распоряжение богатых коммерсантов.

Но не в одних княжеских и графских палатах, – хороши также эти купцы и в собственных дорогих каретах и колясках, которые вихрем несутся на превосходных лошадях, блистающих самою дорогою сбруею: в экипаже сидит "поштенная" и весьма довольная собою борода, возле нее помещается плотная и объемистая масса ее дражайшей половины, разбеленная, разрумяненная, обремененная жемчугами, иногда с платком на голове и с косичками от висков, но чаще в современной французской шляпке, а на запятках стоит лакей-сиделец в длиннополом иноземном сюртуке, в рыжих сапогах с кисточками, пуховой шляпе и в зеленых перчатках… Проходящие мимо купцы средней руки, приказчики и мещане с удовольствием пощелкивают языком, смотря на лихих коней, и гордо приговаривают: "Вишь, как наши-то каковы!" Московские же дворяне, смотря из окон, с досадою думают: "Мужик проклятый, развалился в экипаже, как и бог знает кто!" Для русского купца, особенно москвича, упитанная статная лошадь и толстая важная жена – первые и важнейшие блага в жизни… В Москве повсюду встречаете вы купцов, и все показывает вам, что Москва, по преимуществу, город купеческого сословия. Ими населен Китай-город, они исключительно завладели Замоскворечьем, и ими же кишат даже самые аристократические улицы и места в Москве, каковы – Тверская, Тверской бульвар, Пречистенка, Остоженка, Арбатская, Поварская, Мясницкая и другие улицы. Базисом этому многочисленному сословию в Москве служит еще многочисленнейшее сословие: это – мещанство, которое создало себе какой-то особенный костюм из национального русского и из басурманского немецкого. В этом стиле неизбежно красуются черные перчатки, войлочная шляпа или картуз такого замысловатого устройства, в котором равно изуродованы и опошлены и русский и иностранный типы головного убора, выростковые сапоги, в которых прячутся нанковые или суконные штанишки, сверху что-то среднее между долгополым еврейским лапсердаком и кучерским кафтаном, красная александрийская или ситцевая рубаха с косым воротом, а на шее обязательно грязный пестрый платок косынки. Прекрасная половина этого сословия представляет своим костюмом такое же дикое смешение русской одежды с европейскою: мещанки ходят большею частью в платьях и шалях "порядочных" женщин, а волосы прячут под шапочку, сделанную из цветного шелкового платка, белила, румяна и сурьма составляют неотъемлемую часть их самих, точно так же как стеклянные глаза, безжизненное лицо и желтые зубы. Это мещанство есть везде, где только есть русский город, даже большое торговое село – старые знакомые Александра, еще по провинции. Молоденькие, правда ничего, попадаются такие, что прямо хоть стой, хоть падай, иная так стрельнет озорными глазками в солдатиков – любого бравого молодца убьет на месте.