Петр Иванов - Солдат… не спрашивай!

– Завтра ведь нам надо кого-то снова посылать, а людей нет, кто в отпуску, кого на ремонт командировали, я сам из канцелярии вылезти который день не могу, – пожаловался на судьбу-злодейку штабс-капитан, действительно дел у него не в проворот, – Слушай Сашка, может подскажешь мне, кто у нас из унтер-офицеров сможет без мордобоя обойтись? А то полковник недоволен, обывателей ведь обижать не следует, они нас кормят, а мы их бьем и калечим.

– Может быть Васильев-второй из третьей роты подойдет, он вроде до драки не любитель.

– Нет, его нельзя, посылали уже в прошлом месяце, неужели забыл? А ты сам как, не попробуешь ли? Заодно и посмотришь, как деревенский народ живет у нас в России, для общего развития тебе полезно. Тут ведь совсем не далеко идти, десять верст до одного села по прямой, затем еще столько же до следующего, за субботы обязательно управишься.

Сказано – сделано и вот уже унтер офицер идет новый исполнять приказ. Александр не стал возражать, была у него тайная надежда, что если с этим поручением он успешно справится, то может быть его с тем же обозом и дальше в губернский город затем пошлют? Туда ведь конвой обязательно отряжают, не столько от разбойников – в уезде относительно "тихо", сколько для "сбережения" самих же крестьян-возчиков от пьянства, да и от разных посягательств губернского жулья и начальства заодно.

А в "губернии" живет старая подруга – Палаша, столько лет прошло, а Сашка ее все же помнит, не то что бы… а просто хочется ему посмотреть своими глазами и убедится, что все у нее хорошо в жизни получилось.

"Мы будет жить светло и вечно, нам только б это взять село…". Сашке даже и не село нужно "взять", а такую малость – хотя бы пять подвод, да только не так это просто, как еще вчера ему показалось. Пока они шли, сослуживцы объяснили унтер-офицеру, что и почем и как следует себя вести с мужиками. К великому сожалению, все проверенные рекомендации как раз так или иначе и сводились единственно к "кулаку" или "палке". Не то что бы народ в деревне такой уж жадный, их можно понять, просто жизнь такая. Никто, ни власть с ее многочисленными представителями, ни тем более барин-рабовладелец никакой меры не знают. Будешь отдавать добровольно – они войдут во вкус и отберут все вплоть до последней рубашки, так считает "средний" мужик и поэтому сопротивляется до крайнего предела. У него практически нельзя что-то "истребовать" добром, а можно только "выбить". А как ему жить иначе? Сослуживец Александра, с которым они вместе начинали, Григорий рассказал, что в деревнях люди даже сапоги носить боятся, а женщины еще и украшения надевать. Ведь если помещик увидит хоть какой-то признак "роскоши", то обязательно решит, что его подопечное "быдло" разбогатело и прибавит оброк или накинет пару-тройку дней на барщину, или просто потребует срочно собрать некую сумму – это уж как ему в голову придет. Поэтому везде народ деревенский прибедняется и почти всегда мужик предпочитает стоически терпеть побои и упираться, даже если речь идет о совершенно незначительных требованиях.

Так то оно так, но нашему современнику совсем не хотелось вламываться к пейзанам в роли оккупанта, пусть даже и без шмайссера наперевес: "Матка млеко, матка яйки…". "Советская" часть его сознания против такого метода протестовала и никак с ней справится или заглушить не получалось, если бы каких-нибудь немцев трясти то еще ладно – он согласен, а вот своих… А так почти полная аналогия выходила, они – с точки зрения крестьян, конечно, обыкновенные грабители, разве только в форме российской императорской армии. Единственное отличие от разбойников с большой дороги – так тем местному населению хоть сопротивляться разрешается в известных случаях, а тут даже и такая возможность исключена, власти сразу же решат, что произошел "бунт" и вышлют карателей. Это у них быстро, оперативно и без проволочек, как раз на прошлой неделе опять из их полка одну роту отправили в соседний уезд "на подавление" беспорядков. Обычно об этом не любят упоминать в исторических трудах, но куда денешься – российская императорская армия воевала с собственным народом столь же часто, как и с различными внешними врагами империи. Даже песни сочиняли, не сами конечно нижние чины, это уже явно кто-то другой постарался за отдельную плату, ведь "музыка" в полках почти сплошь вольнонаемная:

При Павле наш ментик и ташку,

Лосины и белый парик

Не раз видел в гибельной схватке

Повстанец – калужский мужик.

Остается только сожалеть, что у нашего калужского мужика не было винтовки, ведь красный ментик и белый парик так хорошо смотрятся по ту сторону прицела, британцы если спросите – подтвердят, у них опыт по этой части большой.

Пока они по дороге говорили-обсуждали-"перетирали" детали предстоящей "операции", время пролетело незаметно, вот и деревня уже перед ними. Поперек узкой дороги точно баррикада или надолб лежит в луже, что бегемот в болоте огромная свинья и не пройти и не проехать, весь проход с этой стороны закрыт.

– Гриша, кольни-ка ее штыком слегка, – распорядился унтер-офицер, сперва он сам намеревался пнуть наглую скотину, но сразу же передумал, ведь так только сапог испачкаешь в грязи.

Григорий, получив приказ, как бы "взвесил" в руках тяжелое пехотное ружье, убивать или калечить ценное животное и у него и в мыслях не было, и надо прикинуть, как будет это самое "слегка". Быстрое движение, отблеск утреннего солнца на стали, и точно в цель – укол примерно на дюйм в филейную часть, чуть пониже хвостика-крючка. Раздался оглушительный визг, хавронья вскочила "на все четыре", метнулась вперед и вихрем понеслась вдоль деревенской улицы, Сашка и не ожидал, что такая массивная туша может передвигаться столь быстро.

– Эк побегла ровно ушкан, коли железо в ляжку воткнут, и не эдак еще полетишь! – философски заметил кто-то из егерей за спиной Александра, пока он оглядывался в поисках местных аборигенов. Неужели на шум никто не придет и надо будет заходить в избы? А нет, вот уже вылезают как суслики из своих нор, слышно, как где-то за высоким плетнем хлопает дверь. Мягкий такой звук и даже приятный, не смазанные дверные петли "ржаво" не скрипят, железо российскому крестьянину не по карману, все у него в хозяйстве все сплошь то кожаное, то деревянное, то плетенное из лыка.

– Почто солдатики животну мою тираните? Чай свинья вам не супостат поди? – вышла из дыры в плетне им на встречу баба, скорее всего еще молодая и судя по походке и размерам выпирающего под одеждой живота – беременная на последнем месяце. У крестьянских женщин иногда возраст определить трудно, тяжелая жизнь нередко за две пятилетки превращает юную девушку в дряхлую старуху, да и косметикой на селе не балуются. За ней следом на улицу увязалась пара ребятишек, следом за матерью выскочили мальчик и девочка, на вид погодки 7–8 лет, им на вид больше не дашь.