Елизавета Дворецкая - Малуша. Пламя северных вод [СИ litres]

Лодка шла прямо через реку, держа к далекому противоположному берегу. Все мужчины в ней сидели, и зрителям от Перыни хорошо была видна стоявшая на носу девушка в белой сорочке, с венком на голове.

Дедич пел, и вот Мальфрид услышала свое имя:

В груди разливалось блаженство: Мальфрид чувствовала себя горячо любимой кем-то прекрасным, как темное солнце, богатым, как весь подземный мир, и в теле в ответ рождалось любовное томление. Она почти не видела земного мира, на который смотрела, перед мысленным ее взором мелькали неясные образы красоты, роскоши и страсти. Сам Волхов играл для нее на сильных своих струях, голосом Дедича пел сам властелин северных рек. Этот голос лился, как та вода, которая ей снилась, – темная, глубокая, исполненная мощи…

Мальфрид не сводила глаз с далекого противоположного берега, и казалось, там и есть тот туманный край, где ждет ее богатый жених. Она почти приняла то, что ей не суждено больше никогда ступить на знакомую землю. Волх-молодец ждет ее, и у самых ее ног лежит белый рушник – дорога в сероватые волны…

Безотчетно Мальфрид взялась за конец своего пояса, подаренного Зарей-Зареницей. Подумала о Колоске. И вдруг почти успокоилась. Оставшийся дома младенец-сын показался крепкой связью, которая, несомненно, вернет ее на берег. Она ведь не то, что любая девка, в ком до замужества таится сама Марена, неспособная противиться влекущей ее вниз темной силе. Она – мать, подтвердившая свою прочную связь с жизнью, у нее есть сын. Разве может она уйти к Ящеру, когда дома ее ждет дитя двух богов, солнца красного и леса темного?

Чуть опомнившись, Мальфрид широко раскрыла глаза, будто пытаясь проснуться. Оглянулась на Дедича. Тот уже не пел, но продолжал играть. Встретив ее взгляд, вдруг подмигнул, будто говоря: не робей! И Мальфрид совсем очнулась. Как же крепко он ее заворожил! Она ведь почти готова была безропотно пойти на дно!

Дедич кивнул ей и еще раз подмигнул – так явственно, что в этот раз не было сомнений. С намеком двинул бровями и снова запел.

Мальфрид невольно заулыбалась, едва веря своим ушам. Эту самую потешку она слышала на супрядках, когда приходили парни и когда девушки, оставив веретена, принимались за игры.

В тот зимний вечер, вскоре после своего приезда, когда Мальфрид впервые эту песню услышала, она и заметила, как охотно и Чара, и Людоша, и Сторонька выбирают Бера из толпы парней, чтобы целоваться с ним в середине круга. Но к чему эта игривая песня сейчас?

Сообразив, что происходит, Мальфрид едва не засмеялась. Дедич увидел, что завлек ее дух слишком далеко, и пытается вернуть ее мысли в мир живых. Надо думать, не хочет, чтобы она ушла к подводному господину насовсем.

Надо ей постараться овладеть собой. Не в первый раз Мальфрид приходилось вступать на радужную тропу, с которой так легко упасть. Но теперь она не одна, у нее есть Колосок. Маленький сын первым из всех людей на белом свете пришел ей на ум: его мягкие светлые волосики, белое щекастое личико, выпуклый лобик, в котором уже сказывался будущий упрямец, разрез голубых глаз, так напоминавший… мужчин отцовского его рода. Она оставила в Хольмгарде младенца, которому нет еще и году, однако за мыслью о нем стояло ощущение могучей силы, неодолимой рати. Вспомнилось, что она поняла в свой первый вечер у Князя-Медведя: в ее сыне слились два потока крови Олега Вещего и это делает его вдвое сильнее всех других наследников рода. Она никак не может его покинуть, пока он не вышел на свою верную дорогу! Ящеру придется обождать!

Отвернувшись от Дедича, Мальфрид снова взглянула на воду перед носом лодки. Трезво осознала, какое непростое испытание ей предстоит. Но так же ясно перед ней встало и другое: все ее усилия, все превратности были не напрасны. Одинокая молоденькая девушка, лишенная даже воли, она брела наугад через темный лес, вязла в болоте, ушибалась, продиралась сквозь бурелом, но все же не сбилась с пути. Она соткала себе пояс Зари и переменила злую судьбу на добрую. Та новая судьба привела ее к Святославу и даровала золотое дитя с божественной кровью в жилах. Ее Колосок подрастет и станет властелином мира, подчинит себе все земли, которыми владели его предки. Умножится, как умножается зерно в колосе – стократно. Она видела перед собой огромное дерево из пламени, стремительно растущее и простирающее ветви над всеми землями на свете. И она, Мальфрид, была той землей-матерью, что дала ему жизнь. Она – жизнь. Она – земля. Властелин темной воды вечно стремится к ней, но лишь омывает, не в силах завладеть ею…

Дедич уже не пел, но продолжал играть, и звуки золотых струн текли, искрясь, как воды Волхова под красным садящимся солнцем.

– Ну, пора! – услышала Мальфрид голос у себя за спиной. – Табань!

Последнее предназначалось гребцам, и отроки сделали дружный гребок назад. Погасив разгон, лодка встала.

Мальфрид бросила взгляд на воду перед глазами. Нос лодки был выше, чем у того челнока, с которого она училась прыгать, зато меньше была опасность запнуться о борт. К тому же она остойчивее – «будешь прыгать, как с мостков», успокаивал ее Бер, раз пятнадцать уже наблюдавший за этим обрядом.

Отроки больше не гребли, и лодку сносило вниз по течению. Мальфрид в последний раз оглянулась. До Перыни было не так уж далеко – с перестрел. Дедич не довел лодку до середины реки, оставив позади не более четверти ее ширины, а то и меньше.

– Ступай, девица! Ждет тебя Волх-молодец.

Жрец ободряюще кивнул ей, на миг опустив веки, будто желал ей удачи. А ведь он проделывает это обряд всякий год и проводил к подводному жениху десяток дев!

– Не бойся, – добавил он совсем обычным голосом, будто предлагал лужу по досточке перейти. – Господин наш добр.

– Я не боюсь! – искренне ответила Мальфрид и с трудом удержалась, чтобы не подмигнуть. – Моя судьба – добра.