Елизавета Дворецкая - Малуша. Пламя северных вод [СИ litres]

«А еще там Бер», – откликнулось что-то в душе Мальфрид на это слова.

Но нет. Мысль о Бере она отогнала. От беды, которая ей грозила, он не в силах ее спасти. Ища у него спасения, она только погубит его заодно с собой.

– Я думаю, – начала Сванхейд, – мне самой стоит поговорить с кем-то из жрецов. До того как они обратятся к богам и получат ответ… Постараюсь убедить их, что… Ведь не только Сигват жаждет взять в семью деву нашего рода. И если иного выхода не будет, мы заставим соперничать с Ящером кого-то из… более живых женихов.

– Ты думаешь, кто-то из старейшин посмеет отбивать ее у Ящера в ее год? – усомнился Торкиль.

– Никогда о таком не слышал, – покачал головой Шигберн.

– Я тоже, – Сванхейд вздохнула и не без труда поднялась со своего резного кресла: новые заботы тяжко легли на старые плечи. – Но пока я не вижу другого пути, попробуем этот. Не печалься, моя дорогая.

Она обернулась к Мальфрид и знаком подозвала ее к себе. Мальфрид подошла, и старуха обняла ее, притянула ее голову к себе на плечо. Мальфрид для этого пришлось согнуться – она с удивлением обнаружила, что выше ростом, чем ее прабабка. А казалось, та выше на голову – так величественно она держалась.

От платья Сванхейд веяло греческими благованиями – теми, что умиротворяют и одновременно воодушевляют, наполняют приятным чувством превосходства, создают ощущение роскоши и приволья, будто сидишь на вершине горы, откуда весь белый свет тебе открыт. Мальфрид знала эти запахи по Киеву – княгине Эльге всякий год привозили из Царьграда благовония, и все ее лари благоухали этим. А уж она порой отсылала их в дар своей свекрови. Сейчас они и будоражили в Мальфрид давние воспоминания, и напоняли верой в себя. Наш род – могуч, знают его и в Свеаланде, и в Корсуни, и в Таматархе, и в Царьграде, и даже на неведомом острове Крит. Мы не дадим погубить себя каким-то серым тучам над Волховом.

Девушка чувствовала, как слабы обнимащие ее руки. Но понимала и другое – какая сила духа стоит за этой слабостью старого тела. И отгоняла слезы, от страха просившиеся на глаза. Она тоже не с дерева слетела. Она – родная кровь Сванхейд, веточка от того же несокрушимого ясеня. Она никому не покажет слабости духа и стойко встретит судьбу, какой бы та ни была. Даже если ее бросят в воду со связанными руками.

Следующие день новостей не принес. Сванхейд позвала к себе Бергтора: кузнец раскидывал руны, и вдвоем они пытались истолковать советы богов.

– Эти дела не делаются быстро, – успокаивала Сванхейд свою правнучку. – Дева знатного рода – не курица, чтобы ее можно было зарезать в любой день, если кому-то захочется. В тот раз, пятнадцать лет назад, даже когда боги дали знак, что желают головы человечьей, в Перыни собирали «большое вече», со всех до одного родов, допущенных к принесению жертв. И люди не так уж охотно поддерживают такие дела. Каждый понимает: следующее лето тоже может выпасть плохим, и тогда на месте этой девушки уже окажется его дочь или будущая невестка. Никто не хочет, чтобы головы человечьи отдавались в жертву легко !

Мальфрид старалась держаться достойно, и в гриднице это ей удавалось. Но при мысли о Колоске – а о нем она думала почти постоянно – в душе поднималась буря. Ее тянуло к ребенку – ведь может статься, что через несколько дней он потеряет ее навсегда! Даже не успев запомнить лицо своей настоящей матери! Но стоило ей увидеть свое чадо, как мужество ее покидало. И Мальфрид уходила, чтобы рвущиеся наружу рыдания не мешали ей размышлять.

Она не могла просто сидеть и ждать: какую волю явят боги, как ее истолкуют в Перыни? Удастся ли Сванхейд «договориться», как она обозначала сложное сочетание подкупов, лести и угроз, которые могла применить к людям, имеющим влияние на дело.

А непогода продолжалась. День за днем серые небеса набрасывали за землю-мать легкую, прохладную водяную сеть. Даже на мостках двора стояли лужи. Стоило дождю прекратиться, Мальфрид с надеждой всматривалась в небеса, но голубые оконца среди туч скоро затягивало снова.

Конечно, затворить ли небесные источники или дальше держать их открытыми, находится в воле богов. Но здесь, на земле, жизнь и смерть Мальфрид зависят по большей части от жрецов. Все они происходили из местных старых родов и имели в них большое влияние. Взяв себе день на раздумье, Сванхейд намеревалась пригласить к себе одного-другого и вызнать их мнение, пока последний жребий не брошен.

– Теперь жалею, что не настояла до сих пор на женитьбе Бера, – вздохнула как-то Сванхейд.

Мальфрид удивленно посмотрела на нее. Она уже знала, что ее прабабка никогда не принимает решений, не взвесив все обстоятельства, а потом никогда не жалет о решенном и сделанном.

– Если бы он сейчас был зятем Призора или Сдеслава, или даже самого Видогостя – у того есть уже две взрослые внучки, – мы имели бы мощную поддержку в самой Перыни, а заодно в Словенске и в Трояни. Они не могли бы все объединиться против нас, кто-то держал бы нашу руку. А теперь даже Сигват может оказаться сильнее нас.

Сванхейд, прожив на берегу Волхова больше пятидесяти лет, знала жрецов и старейшин всю их жизнь, некоторых – с рождения. Мальфрид же знала пока только одного Дедича, с другими ей не доводилось разговаривать. При мысли о нем ее души легким веянием касалась надежда, словно невидимая птица кончиком крыла.

«Я не хотел тебя сгубить… – сказал он ей у костров. – Ты сама себя заворожила…»

Не стоит полагаться на его доброту, убеждала себя Мальфрид. В тот вечер ей показалось, что он смотрит на нее с одобрением… и даже больше того. Но дело в том, что никто не хочет утопить невесту Волха в самый купальский вечер. Ее берегут для такого случая, когда жизнь ее станет выкупом за благополучие всех словен поозёрских. Именно поэтому Дедич пел ей «Заиньку», будто на супредках, и старался разбудить от собственных чар. А не потому, что она прельстила его своей красой. Мало ли он таких повидал…

Ей случалось встречать Дедича и на супредках. Раз или два. В минувшую зиму Мальфрид еще мало кого знала в округе, и все вечера смешались у нее в памяти, лица поначалу сливались в одно. Она помнила, как Дедич сидел с гуслями на коленях, тесно окруженный девками. Тогда она и не сразу поняла, кто он такой и почему явился, зрелый муж, к Веленице на собрание девок и парней. Хотя, увидев гусли, догадалась, что он человек не простой. Но тогда Дедич приходил просто ради веселья: играл плясовые, пел что-то задорное…

Он рассказывал сказку! Мальфрид вдруг вспомнила кое-что, о чем успела позабыть, хотя в тот вечер была немало взволнована.

«Жили-были два брата», – начал Дедич, и девки мигом стихли, не дожидаясь даже оклика от строгой Весени.