Алексей Вязовский - Начало [СИ]

Вдруг слева от колонны раздались беспорядочный выстрелы. Кибитка остановилась. Кар опять выглянул наружу.

– Майор, что там?

– Опять бунтовщики, господин генерал! – доложил пожилой офицер – Совсем бестии страха божьего не имеют, подскакивают прямо к порядкам, кидают свои прельстительные письма, кричат солдатам.

– Что есть кричат? – Фрейман тоже высунулся наружу.

– Дескать, против своего государя, Петра Федорыча идем.

– Еще раз объяснять по полкам, что Пугачев – вор и никакой он не государь-император – лицо Кара покраснело, налилось кровью – Завели тут театр…

– Как же нехватать нам егерей – вздохнул генерал Фрейман – Пустить их бы фор-линией, стрелять бунтовщиков. Фузилеры же пока встанут, да зарядят мушкет…

– Какая фор-линия по местным сугробам, Федор Юрьевич! – полковник Чернышев стал набивать трубку – Да и штуцеры дороговатенько казне встанут. А она и так раззорена турецкой войной.

– Господа! – Кар ударил муфтой по карте – Это невыносимо! Мы собрались обсудить диспозицию. Вместо этого дискутируем про егерей и еще черте что.

– Василий Алексеевич! – Чернышев поднял упавшую на пол кибитки карту – Диспозиция такая. Выбиваем бунтовщиков из Бердской слободы, две роты Томского полка отправляем брать Сакмарский городок. Берем в осаду Оренбург.

Кибитка дернулась, поехала. Возобновился скрип снега под полозьями.

– Не будет никакой осады – отмахнулся генерал-майор – Как только ребелены увидят нашу силу – разбегутся. Даже лучше, если они останутся в Оренбурге. Не придется ловить их по всей степи.

Никакого времени собрать и обучить пехотные полки Кар мне не дал. Уже 29-го октября, почти на неделю раньше, чем в истории настоящего Емельяна Пугачева, генерал выдвинулся из Кичуевского фельдшанца – будущего Альметьевска – в сторону крепости Бугульма. Там он соединился с войсками полковника Чернышева, который следовал из Симбирска. И это тоже была новость. Крайне неприятная. Ведь Пугачеву удалось разбить правительственные части по частям. Полковника Чернышева у Оренбурга. Кара возле деревни Юзеевая. Точнее полной победы над генерал-майором не случилось – пугачевцы, убив и ранив 123 человека, заставили Кара отступить обратно в фельдшанец. Теперь же все выходило совсем иначе. И совсем не потому сценарию, что я себе представлял. Похоже, взятие Оренбурга сильно поменяло основную историческую последовательность.

Состав выдвинувшихся на меня войск – не был секретом. От самого Альметьевска правительственные войска сопровождали пикеты верных мне башкиров и казаков. Они же доставляли в Оренбург языков и перебежчиков. Полковник Чернышев привел к Бугульме 2000 человек при 12 орудиях. Из них тысяча – солдаты симбирского пехотного полка. Еще десять сотен конных казаков и калмыков. У Кара ситуация была похуже. Его пехота представляла собой сборную солянку из гарнизонных рот, которые он забрал из Казани, снял из крепостей Верхне-яицкой линии. Так называемые легкие полевые команды. Кроме того у него было два полубатальона Томского полка и 2-го гренадерского. А также с тысячу конных – дворянское ополчение плюс татары и мещеряки. Артиллерии у Кара считай не было – лишь три старые 3-х фунтовые пушки.

Чем располагал я? Два казачьих полка – Лысова и Шугаева ушли к уральским заводам, крепостям Оренбургской линии и брать Яицкий городок. Остались разросшиеся полки Чики-Зарубина и Мясникова. Почти по тысячи человек каждый. Их я сразу отправил к Юзеевой тревожить наступающего противники.

– В бой вступать запрещаю! – инструктировал я полковников на военном совете – Токмо камариная стратегия.

– Это как? – удивился Мясников.

– Укусил, улетел. Тревожьте арьергарды Кара, кусайте его с боков и за задницу. Уразумели?

– Царь-батюшка! Бога ради, дай с собой новоманерные пушки – взмолился Овчинников – Мы Кару такую баню устроим…

– Кару господню – пошутил Подуров.

Полковники и генералы засмеялись.

– Только пять штук – принял решения я. Слишком велики был риск потерять пушки. А пудовых единорогов на санях у меня было мало. Лишь пятнадцать штук. Кузнецы клялись за неделю сделать еще десяток, но в этом были серьезные сомнения.

Кроме казачьих частей, у меня были также два пехотных полка. Которые за три недели строевой научились худо бедно ходить в ногу и стрелять залпом. Штыковая была под большим вопросом. Энтузиазма больше мастерства. Плюс в день, когда Овчинников с конными полками отбыл к Юзевой вернулся Хлопуша. Он привез семь пушек, из них три – пудовых единорога. И привел пятьсот рабочих и заводских солдат. В основном инвалидов, т. е. старослужащих.

– Второй завод порушили ироды – пожаловался Хлопуша, когда мы вышли на площадь инспектировать выстроившихся рабочих.

– Белорецкий?

– Его. Только подошли – зарево. Запалили, лиходеи, посад вокруг цехов, а там и здания занялись.

Черт! На это я не рассчитывал.

– Кто запалил? Заводские?

– Поди дознайся. Может и управляющий, а может и заводские. Многие под хмельком были.

– Вот что Хлопуша – я схватил с балясины крыльца снега, протер им лицо. Головная боль слегка унялась. Внизу, на площади люди строились поротно под хриплые команды унтер-офицеров, рядом гарцевал на лошади срочно вызванный Ефимовский. Я заглянул за входную дверь – никого. Рядом тоже пусто.

– Будет тебе дело тяжелое и опасное.

– Я за тебя царь-батюшка хоть в пекло адово пойду.

– В пекло не надо. Надо в Казань. Какими-нибудь окольными дорогами.

– Это нам по силам – Хлопушка повел огромными плечами.

– Возьмешь у Васьки Птичника пяток голубей, спрячешь их в каком-нибудь ларе. Я тебе дам золота и рисовой бумаги.

– Зачем? – удивился каторжник.

– Мне нужно знать, что происходит в городе. Какие войска квартируются, какие укрепленя строятся. Все самое важное. Уразумел?

– Нет, царь-батюшка. Ну приехал я туда, может и местечко в слободе нашел – старые дружки поди остались. А дальше што?

– Ты пока на заводы ездил писать выучился?

– Сержант Неплюев крепко учил, троху могу уже буковки писать. Кривые токмо.

– Сойдет. Пишешь мне письмецо, вкладываешь в берестяную облатку на спине голубя. И шлешь. Тишком!

– Неужель долетит??

– Даже не сумлевайся.

– А ежели поймают? Письмецо то в чужие руки попадет.

– На сей случай есть вот такой шифр – я подаю Хлопуше одну из двух матриц, вырезанных мной из плотной бумаги. Объясняю, что матрица накладывается на письмо, в проемах пишутся буквы послания. Потом оставшиеся промежутки заполняются другими буквами от балды. Шифр примитивный, но для этого времени – вполне рабочий. А главное доступный даже таким малограмотным людям, как Хлопуша.