Сергей Синякин - Мрак тени смертной [сборник повестей]

Паулюс повернулся к машине.

Все от него ожидали каких-то особенных слов, ведь не каждый день отмечается пятнадцать лет со дня величайшей битвы в истории человечества, кому как не победителю, организовавшему эту невероятную победу, найти для нее яркие и необходимые слова! Но Паулюс промолчал. Лицо его вновь стало меланхоличным и невозмутимым, он шел к машине, неторопливо натягивая перчатки, словно его длинные сухие пальцы и впрямь мерзли от свежего ветра, доносящего дыхание Волги до окруженной развалинами площади.

Оркестр заиграл военный марш. Капельмейстер браво играл длинным жезлом с пушным бунчуком, умело дирижируя музыкантами.

У машины Паулюс остановился. Генерал-лейтенант Кройцер отдал ему честь, высоко и красиво вскинув к небу руку. Фельдмаршал вежливо, но вяло откозырял. Стеклышко монокля высокомерно поблескивало на его застывшем лице. На груди фельдмаршала темнел Железный крест с дубовыми листьями. Глаза старого солдата скрывал лакированный козырек фельдмаршальской фуражки. Адъютант услужливо открыл заднюю дверь BMW, Паулюс пожал командующему руку и сел в машину. Сразу видно, сопровождали его такие же военные люди, гражданских крыс среди них не было, — фельдмаршал еще усаживался на заднее сиденье BMW, а сопровождающие — даже кинооператоры и военные журналисты — уже сидели в машинах сопровождения, ожидая сигнала начать общее движение.

Покоритель России, Ирака, Швеции, Великобритании и Египта уехал на Мамаев курган, где по эскизу мюнхенского скульптора Торака на самой вершине была водружена исполинская фигура немецкого солдата, стоящего лицом на восток и преграждающего своей могучей грудью путь азиатским ордам в Европу. Именно там согласно личному завещанию был похоронен Гудериан, быстроногий Гейнц, чьи танковые лихие атаки в немалой мере способствовали блистательным победам Паулюса, и именно ему фельдмаршал торопился отдать солдатский долг.

— Вольно, — скомандовал гауптштурмфюрер СС Дитерикс, командовавший почетный караулом.

Строй колыхнулся, и на каменных лицах солдат наконец-то появились простые человеческие выражения.

— В колонну по четыре становись! — зычно подал команду гауптштурмфюрер.

Праздник еще не закончился.

В казармах их всех ожидал крепчайший русский шнапс с изображением Кремля на этикетке и праздничный обед — тушеная зайчатина, жареная осетрина и изобилие черной икры, которую в достатке доставляли с каспийских низовий, где у Астрахани русская река Волга распадалась на несколько десятков самостоятельных рукавов и где, по слухам, осетры ворочались в зарослях камыша совсем как крокодилы в африканских реках — огромные, неподъемные, туго набитые зернистым деликатесом, достойным храброго немецкого солдата.

Ганс ун-Леббель шагал в строю. Слева было крепкое плечо товарища, и справа было крепкое плечо товарища, и в затылок жарко дышал камрад, способный отдать за ун-Леббеля жизнь, как это сделал бы сам ун-Леббель, возникни такая необходимость во время боевых действий, да и просто в трудных обстоятельствах, на которые горазда солдатская жизнь.

А утром их подняли по тревоге.

Казарменная жизнь размеренна — в ней нет потрясений. Все идет по заранее обозначенному порядку — подъем, физическая зарядка, политические занятия, строевая подготовка, обед, специальная подготовка, ужин, свободное время, отбой. Раз в неделю случаются стрельбы, раз в две недели — занятия на местности, приближенные к боевым, а раз в полгода — школа выживания, которая не дает тебе набрать лишних килограммов и позволяет понять, что военная служба, которой ты посвятил свою жизнь, совсем не мед. Все скрашивают увольнения в выходной день. У немецкого солдата один выходной день, для отдавшего душу легендарному вермахту, а тем более его лучшим частям — ваффен СС, суббота является обычным рабочим днем. Не с евреев же брать пример! Неожиданности в армейскую размеренную жизнь вносят учения или редкие боевые операции, которые, впрочем, боевыми можно назвать только с известной натяжкой — усмирять сиволапых русских колхозников или отлавливать скрывающихся в их селах редких иудеев и цыган куда проще, чем лежать на открытой местности в ожидании грозно приближающегося «королевского тигра» или практических занятий по метанию боевых гранат или стрельбы фаустпатроном по движущимся целям. В этих случаях потери личного состава даже больше случаются, чем при выезде на природу, как между собой остеры из СС называли боевые операции, проводившиеся под эгидой территориальных органов СД. В самом деле, такие выезды давали маленькие радости — можно было прихватить бесхозно похрюкивающего в грязи поросенка или придушить парочку-другую горделивых русских гусаков, плавающих в лужах возле грунтовых грейдеров, в большинстве своем составляющими проселочные дороги протектората.

Неделей раньше прошли дожди, грейдеры превратились в липкую грязевую реку, по которой с трудом, скользя из стороны в сторону и завывая дизелями, плыли бронетранспортеры с командой и два легких танка огневой поддержки — один, снабженный огнеметом, другой — с короткоствольной пушкой и направляющими «панцерфаустов». Танки использовались для устрашения, и еще у них была важная задача — при необходимости вытянуть застрявший бронетранспортер из грязевого озера. В тесных коробках транспортеров никто не курил. Фюрер не одобрял курения. Ваффен СС служили отечеству и фюреру, поэтому в подавляющем большинстве эсэсовцы не курили. Исключение составляли лишь старослужащие, но таких в команде было немного — они выделялись нашивками за разные кампании. И только. Братство СС не позволяло им возвыситься над остальными.

Ганс ун-Леббель сидел между товарищами. Его охватывало чувство необычайной легкости. В команде он был всемогущ. Команда была силой, которой никто не мог противостоять. Что еще нужно солдату, кроме уверенности в себе, в своем оружии и в своих товарищах? И еще были командиры. Заботливые, внимательные командиры, которые свято блюли заповеди великого фюрера об офицерской чести и офицерском достоинстве.

В бога Ганс ун-Леббель не верил, как и подавляющее большинство его камрадов. Солдат не имеет права надеяться на чудо, солдат должен надеяться только на себя и на помощь друзей. Нравственные постулаты за солдата решает вождь. Фюрер однажды сказал, что самой глупой и вредной сказкой является христианство. Поверить в то, что бог, наделив человека волей и способностью к греху, дал человечеству нагрешить, а затем спустился вниз, чтобы с помощью земной женщины произвести на свет самого себя и принять смерть на кресте во искупление грехов человечества, мог только глупец. Остальные используют веру в своих корыстных целях. Ганс ун-Леббель был с этим полностью согласен. Солдат не думает, он живет и умирает во славу рейха. Глупо считать, что после смерти его встретят небеса.