Григорий Шаргородский - Укротитель: Поводырь чудовищ. Защитник монстров. Истребитель тварей

Открыв глаза, я увидел, как огромная туша зашевелилась. Большие пластины на ее боках встали горизонтально, открывая «гнезда» коваев. Младшие симбионты тут же выбрались из своих «гнезд», и до меня донеслись эмоции всей троицы. Они признали меня!

Это было непередаваемо. Раньше я замечал дружелюбие и обожание цирковых зверей по их повадкам и еще чему-то неуловимому. И вот сейчас это «неуловимое» захлестнуло меня стремительной волной. Я потянулся к своим новым питомцам. Огромный хах-ковай сонно затряс головой-шлемом, а коваи стремительными тенями скользнули к клетке. Сам не осознавая своих действий, я потянулся к жуткой морде и нашел мягкие места между костяными гребнями. Ковай заурчал от удовольствия, а его брат недовольно заныл. Пришлось уделить внимание и ему.

– Однако, – удивленно хмыкнул за моей спиной командир корпуса.

Я тут же повернулся к начальству лицом.

– Оригинально, но действенно, – вставил свое слово мой учитель.

– Инициация произошла, – удивительно тонким голосом пискнул верховный хорох.

– Ну вот и хорошо, – резюмировал командир поводырей, обращаясь больше к моему учителю. – Задачу поставишь ему сам, а то мы здесь и так потеряли кучу времени.

На этом мое знакомство с командованием корпуса поводырей закончилось.

Пока я обустраивался, остальные звери и их поводыри ушли на войну вслед за основной частью корпуса.

В плане быта все было намного лучше, чем казалось на первый взгляд, – казарма, в которой меня ждали, но так и не дождались Берислав с Зеленым, предназначалась для воинской обслуги, а я уже несколько минут как занимал офицерскую должность. Так что один из солдат оставшейся в цитадели обслуги провел меня в уютную комнату с окном на внешний городок.

Что ж, довольно мило.

Затем было получение формы и оружия. Скучающий от безделья кладовщик начал мурыжить меня, явно желая подсунуть что похуже, но тут появился мой наставник, и все пошло намного быстрее.

– Ты что здесь устроил?! – заорал сухонький учитель на здоровенного кладовщика, и, судя по бледности, здоровяк нешуточно испугался.

Через минуту у меня был весь набор обмундирования и снаряжения, а еще через пять я, запыхавшись, стоял перед учителем во внутреннем дворе. И это с учетом того, что пришлось надевать на себя полную броню, даже с маской, которая крепилась к рогатому шлему хитрыми защелками.

– Давай сюда своих зверей, – проворчал учитель, явно наслаждаясь моим замешательством. – Ты чего дергаешься?

– Так не помню дороги в подземелья, – попытался оправдаться я.

– Думаешь, Ониборг строили такие идиоты, как ты? – Ранее достаточно терпимый учитель превратился в армейского сержанта. Видимо, подействовала обстановка. – Просто постарайся дотянуться до хах-ковая и позвать его.

Легко сказать – дотянуться. А в какую сторону «тянуться»?

С глупыми вопросами я решил пока повременить и, прикрыв глаза, постарался ощутить ментальные эманации мира. Сразу почувствовал разум солдат, но, как и говорил учитель, даже самые тупые люди не поддаются ментальным манипуляциям на расстоянии. Да и при прямых контактах моих талантов на внушение не хватит. Здесь нужны специалисты совершенно другого профиля. По ассоциативно-тактильным ощущениям человеческий разум воспринимался как литой подшипник – ощупать можно, а вот продавить нельзя.

Своего хах-ковая я так и не почувствовал, но, прежде чем сдаться, решил мысленно позвать его. Зверь откликнулся тут же, несмотря на то что находился в спячке.

«Иди сюда!» – позвал я его.

Около минуты ничего не происходило, а затем один из огромных щитов, зачем-то развешанных на стенах внутреннего двора, внезапно поднялся, как клапан в кошачьем проходе двери, и под ним показалась гигантская туша хах-ковая.

– Неплохо, – расщедрился на похвалу учитель. – Теперь выпускай коваев и лезь в седло.

Дальше учитель решил не издеваться и показал, как заставить хах-ковая зацепиться когтем передней лапы за кольцо в одной из пластин. Получился удобный подъем. Моего «скакуна» явно кто-то подготовил к уроку – на спинной пластине уже была закреплена «каретка». Она представляла собой своеобразный металлический ящик с низкими бортами и высокими держателями. Четыре толстых шипа призваны были не допустить случайного превращения поводыря в лепешку, если хах-коваю вздумается поваляться на спине. Сиденье в днище «ящика» походило на мотоциклетное. Во время боя мне полагалось лежать на животе, подогнув коленки под себя. Неудобно, но привыкну. Наверное.

В принципе в работе поводыря не было ничего сложного в отличие от навыков наездников на хидоях и верховых коваях. Учитель лишний раз напомнил, что в разговоре не стоит путать наездников и всадников. Обидятся и наездники – представители высшей касты поводырей, и всадники-рыцари. Впрочем, условностей везде хватает, а у поводырей их намного меньше, чем у тех же земных моряков.

Если сравнивать наездников и простых поводырей, то у первых упор делался на управлении, а у вторых на контроле. В основном мне приходилось играть «настройками» своих подопечных и направлять их действия.

Именно это и составляло основу предстоящих тренировок.

– Чтобы не путаться, назови их как-нибудь. Так будет легче отдавать команды, – посоветовал учитель, глядя на меня снизу вверх. Мало того что я сидел на хах-ковае, а учитель был невысокого роста, так он еще и развалился на удобной скамейке в тени деревьев. А вот мне приходилось париться под полуденным Ярилом в красно-черной броне.

– А старых имен у них нет?

– Были, – с легкой грустью ответил учитель. – Но верховный хорох стер большую часть их воспоминаний.

Времени на креатив у меня было мало, поэтому особо не задумывался.

Сконцентрировав внимание на ближайшем к моему «скакуну» ковае, я назвал его Бимом, а тот, кто находился чуть дальше, получил кличку Бом. Такие прозвища были у двух клоунов в нашем цирке.

Звери тут же радостно откликнулись на новые имена. Что самое странное, несмотря на их внешнюю одинаковость, я ни на секунду не задумывался, кто из них кто. Мысленно потянувшись к хах-коваю, я дал ему имя самого спокойного слона в цирковом зверинце: Дубок, лелея надежду, что сработает формула капитана Врунгеля – как вы яхту назовете, так она и поплывет.

Заметив, что с раздачей имен покончено, учитель начал тыкать пальцем и пояснять тренировочный маршрут. С первой же попытки я понял, почему у поводырей главным является контроль. Управлять зверьми было намного легче, чем бестолковыми птенцами хорохов, но при этом они вечно норовили то впасть в ярость, то уснуть прямо на месте. Тот самый сгусток внутри ментального поля, который становился то гладким, то колючим, отвечал за эмоциональное состояние ковая и был очень нестабильным. Гладкость означала сон, небольшая шероховатость – дрему, ну а разная степень прорастания виртуальных шипов передавала степень ярости ковая. У хах-ковая все происходило не так стремительно, но по тому же принципу, так что за ним тоже следовало приглядывать.