Алексей Вязовский - Я спас СССР! Том III [СИ]

И как же мне аккуратно послать Никиту с его очередной «гениальной» идеей? Видимо придется искать другие аргументы, более понятные для него:

– Никита Сергеевич, дело даже не в этом.

– А в чем же?

Голосом Хрущева можно сейчас лед колоть. Или дрова. А в качестве щепок подойду я. Перевожу взгляд на Иванова и Мезенцева, ища у них если не поддержки, то хотя бы сочувствия. Сочувствие в их глазах есть, да. Но на поддержку, судя по всему, можно даже не рассчитывать. Так что придется отбиваться самому.

– Я ведь комсомолец. В Партию подал заявление! – ступаю я на тонкий лед, пытаясь найти верный тон в разговоре с рассерженным Хрущевым – А западная эстрада – это ведь сплошные пьянки и кривляния. И чтобы стать популярным на Западе, мне тоже придется стать клоуном. Ну, как я после этого буду своим товарищам по Партии в глаза смотреть?!

– Алексей, если партия скажет «надо», ты не то, что кривляться, а еще и канкан на сцене спляшешь!

Хрущев видимо вспоминает свой визит в США, морщится.

– А ответственность с советского человека только смерть может снять. Уяснил?

Ага… и на шест в стрингах запрыгну. Совсем ополоумел старый самодур!

– Да меня потом в наших газетах с грязью смешают! Моим зубастым коллегам только дай волю, враз загрызут.

– За это не переживай – небрежно отмахнулся Хрущев – Решат зубы показать, мы им эти зубы быстро выбьем!

Ну да, одни языки им оставите, чтобы ваши задницы удобнее было лизать. Вон в конце года Никита Богословский тиснет в «Литературке» свой знаменитый пасквиль про Битлз – «Из жизни „пчёл“ и навозных жуков». Скажите еще, что статейка будет не заказная. Нет уж! Нельзя мне так подставляться, потом от такого позора до конца жизни не отмоешься.

– Я же студент, мне учиться надо! – привожу я очередной свой аргумент.

– Так учись. Декана твоего… – Хрущев вопросительно посмотрел на Иванова.

– Заславского – тут же подсказал лысый. Вот гад, уже и досье мое успел изучить.

– …да, Заславского… его мы предупредим. По учебе будут тебе послабления.

Я повернулся к Мезенцеву, умоляюще сложил руки. Неужели не поддержит? Внутри почему-то предупреждающе бухнуло Слово.

– Степан Денисович! Я же ничего не понимаю в разведывательном деле.

– Подучим.

– А провалы? Личная встреча с агентурой – она всегда ведет к провалам. Проследят за мной и все. Это же скандал будет на весь мир!

– Нет, ну ты на него посмотри! – крякнул Хрущев, а Мезенцев с Ивановым удивленно переглянулись – Откуда про такое знаешь?

– Много беседовал с Асей Федоровной.

– Это «Груша» из его книги «Город не должен умереть» – пояснил генерал Никите Сергеевичу – Я вам докладывал.

– А «Грушу», кстати, хорошо бы взять на работу в ОС ЦК – Мезенцев наклонился к лысому – Вам все равно нужен хороший делопроизводитель на старте, а она женщина очень грамотная.

– Дельная мысль – согласно кивнул Иванов.

– Товарищи! – Хрущев громко постучал ручкой по столу – Мы опять уехали в другую сторону.

Кивнул Иванову, приглашая того вступить в разговор:

– Дело вот в чем, Алексей. Документы из папки товарища Сталина неполные. Что-то знал только он, не доверяя даже бумаге. И сейчас у нас нет каналов связи с… назовем их… – Иванов поморщился, подбирая точное слово – С советскими симпатизантами. Только кодовые слова, через которые они могут опознать наших агентов.

Вот жалко, что Кеосаян не снял еще своих «Неуловимых мстителей», а то бы я им сейчас процитировал Бубу Касторского на допросе у полковника Кудасова: «Буэнос-Айрес шлимазл бесаме мучо!». Чем не кодовые слова?!

– Так что все равно придется лично выходить на связь – вздыхая, добавляет Иванов.

Ну, еще бы! Днем сталинскую агентуру восстанавливаю, а вечером, в танце, передаю со сцены сведения и бью чечетку. Нет, можно еще про славянский шкаф агенту задвинуть. Чтобы уже до кучи. Только сильно вот сомневаюсь, что я тот, кто им нужен. И уж, тем более, что это дело мне по зубам.

– Заставлять, конечно, не будем – я прямо вижу, как Никита физически себя ломает. Хочет матерно накричать, но сдерживается. Встает, проходится по комнате – Нет, ты подумай еще раз. Поездки за границу, мировая слава…

– А главное – окажешь большую помощь стране – подхватил Иванов, потирая лысину.

– И с нашей стороны полная поддержка – Мезенцев утешающе хлопает меня по плечу.

«И ты Брут!» я с укором смотрю на Степана Денисовича. У меня же был четкий план на дальнейшую жизнь. Вступаю в партию, становлюсь известным в литературных кругах. Делаю карьеру. Возможно, попадаю в ЦК и занимаю высокие должности. Например, становлюсь секретарем по идеологии. И тут передо мной открываются самые широкие перспективы по реформе Союза. Идеология – она ведь везде. В экономике, во внешней политике… А теперь этот мой сценарий летит псу под хвост. Я должен заниматься каким-то ВИА, который на Западе на фиг ни кому нужен. Какие концерты? Какая слава?! Громкий провал, и я во главе этого провала. Моя писательская карьера тоже закончится – нельзя одновременно гастролировать и ваять книги. А поэты-песенники в Союзе Писателей это литераторы даже не второго, а третьего сорта, к которым коллеги относятся с легким пренебрежением. Ситуация поганее некуда.

И я уже собираюсь поставить твердую точку в этом неприятном разговоре, как Слово буквально взвывает сиреной в моей голове, заставляя прикусить язык от боли. В висках настойчиво бьет набат, намекая, что я упускаю сейчас что-то крайне важное. Слово заставляет меня еще раз подумать перед тем, как я окончательно откажусь от их предложения. Но что? Что конкретно оно от меня хочет? К какому правильному решению настойчиво подталкивает? Почему оно молчало в начале разговора, и почему теперь не дает мне сказать «нет»? Что я упускаю, какую важную деталь? В принципе, я шел до этого момента правильным курсом: спас Хрущева, попал если не во власть, в то в околовластные круги. У меня появилась пусть иллюзорная, но возможность что-то поменять в стране, повернуть штурвал этого массивного корабля, который на всех парах летит на скалы… Да еще и тянет за собой всю эту реальность, которая тоже погибнет под волнами хаоса, после развала СССР. Но нельзя же соглашаться на эту авантюру! Или …можно?

– Ну, что скажешь нам, Алексей? Давай уже, телись. Неужели от зарубежных гастролей откажешься?

Зарубежных гастролей… Так может все дело в зарубежных поездках? Слово одобрительно вспыхивает в моей черепушке торжествующим финальным аккордом и замолкает. В пустой голове воцаряется оглушительная тишина, отчего я снова теряю нить рассуждений. Я все еще нахожусь под воздействием Слова, но кажется, ухватил самое важное. Джеймса Бонда может из меня и не получится, калибр не тот, но вот поездки за границу – это новый этап в моей карьере, и он мне крайне необходим! Проза, поэзия – это лишь первая ступень ракеты, и пусть она еще не отработана мною до конца, но нужно уже выходить на новую орбиту. Просто поездки должны быть по другой линии – по писательской или журналистской, а для этого…