Андрей Посняков - Боярин: Смоленская рать. Посланец. Западный улус [сборник litres]

– Значит, не знаешь, кто убийца? И подозрений нет?

– Нету… Да! – гость резко вскинул глаза. – Я вот чего заехал-то. Как раз по убитому. Он ведь мне не чужой, из одного рода, вот и поминки устроить бы… а хмельного нет! Понимаешь, все, что было, как-то не вовремя кончилось. Ты б не выручил, а? Хоть тем де медком или солодом с ячменем – пиво мы б и сами сварили.

– Да выручу, о чем разговор, – махнул рукой Ремезов. – Ты, заходи, заходи, Алтансух. Посидим, выпьем… потом и обговорим все.

Павел постарался побыстрее затащить монгола за стол, а ушлый сотник уже рыскал алчными глазищами по двору, прикидывая, чтобы еще выпросить в подарок?

С Алтансухом просидели часа три, да потом еще с полчаса стояли-разговаривали во дворе, пока люди сотника навьючивали лошадей мешками с ячменем, солодом, хмелем. Окромя всего этого двое дюжих молодцов – доверенные слуги монгола – тащили на плечах объемистые бочонки с медовухою – так сказать, в подарок. Выпросил все-таки, косоглазый черт! А как не дать? Все ж говорит, поминки… Да еще и убийство это, будь оно трижды неладно, необходимо было поскорее расследовать, отыскать да покарать виновных, ежели, конечно, таковые отыщутся.

Едва успел караван слуг и воинов сотника Алтансуха покинуть гостеприимную усадьбу боярина, как в ворота снова забарабанили – другой сотник, кыпчакский Еремча прислал гонца с сообщением о странной смерти одного из своих воинов, некоего Хыбаза Атанлы, коего еще поутру нашли на водопое со стрелою в спине, рядом с пущенным пастись конем – конь и прискакал в кочевье, тревожным ржаньем собирая людей…

Не на шутку встревоженный двумя загадочными убийствами Ремезов сразу же принялся выпытывать у гонца все подробности происшествия, но толком так ничего и не добился, похоже, и там дело было чистое… то есть – темное. Никаких видоков-свидетелей не имелось, никто ничего не знал.

– Однако, – после ухода гонца вышла из смежной комнаты боярышня Полина, внимательно слушавшая весь разговор.

Павел согласно кивнул:

– Вот и я говорю – одна-а-ако!

– Однако придется нам самим на место происшествия ехать…

– Это тебе-то? – боярин невесело хмыкнул. – Не пущу! Куда лучше Провора послать, он ведь тебе помогал раньше.

– Провора? – барышня задумалась, опустила глазки жемчужные, локон воронова крыла намотала на палец… носик вздернула:

– А можно и его, парень надежный. Сразу в два места пошлем, не одного – с парой воинов. Только ты его, милый, сперва ко мне подошли, уж я расскажу, что делать.

«Место происшествия»! Именно так, сама себя не сознавая, выразилась боярышня, которая просто не могла такого словосочетания знать, поскольку никогда в жизни не составляла никаких протоколов, не вела никаких уголовных дел! В отличие от той, погибшей в глупой автокатастрофе, Полины… старшего следователя.

А ведь именно ее – той! – словечки и прорывались. И еще эта странная любовь к сыскному делу, тоже не особенно-то характерная для средневековых боярынь. Полина, Полина…

– О чем задумался, дражайший супруг мой?

– Ах, милая! Как же я тебя люблю-то, – с чувством вымолвил Павел и, приобняв женщину, принялся с жаром целовать ее в губы.

– Пусти… – слабо сопротивлялась боярышня. – Наверное, нельзя уже мне. Рожать скоро.

– Да не скоро еще, – Ремезов посчитал на пальцах. – В сентябре получается.

– Так я и говорю – скоро.

– Ох, уж скорее бы!

Провор в сопровождении трех вооруженных воинов отправился изучать места происшествия тотчас же после подробных инструкций Полинки. Все, как полагается, даже прихватил с собой восковую дощечку с писалом – зарисовать схему. Слава богу, парень был грамотен – научил в прошлом году Демьян.

Вернулся посланец нескоро, лишь только к вечеру, а из доставленных им сведений мало что было ясно. Боярышня сидела в думах до ночи, а вместе с ней и супруг ее дражайший. Сидели, гадали, вертели так и сяк подробно нарисованные Провором схемы, да изучали список возможных свидетелей…

– Вот этого надо бы опросить, – задумчиво ставила пометки Полина. – И вот этого. Раз они вместе с убитым поначалу скакали. На охоте ведь случилось-то!

– Может, шальная стрела?

– Нет, – боярышня покачала головой. – Смотри, как вошла-то – в спину и прямо в сердце. Не шальная! Стрелявший хорошо знал, куда бить. Кто-то из охотников, из своих, ясно – чужого бы все заметили, это ведь только так кажется, что степь безлюдна и пуста.

– Так этих охотников полторы дюжины! – хмыкнув, заметил Ремезов.

Его юная супруга сверкнула глазами:

– Вот всех и нужно проверить! Не сейчас… сначала другой список взглянем, а вдруг там одни и те же люди окажутся?

К явному неудовольствию Полинки, Павел уже не сдерживал смех:

– Так ты, милая, думаешь, эти две смерти связаны?

– Почему нет?

– Да ни почему! Где монгола убили, а где половца?

– Так одного вечером, а другого – утром. Так ведь убили-то похоже, ты не видишь? Обоих – в спину стрелой – в сердце.

– Ну, не знаю, – Ремезов почесал голову. – А мотивы? Какой-нибудь мститель завелся?

Ничего больше не отвечая, боярышня вычеркивала лишние фамилии из обоих списков большим гусиным пером. Почиркала и удовлетворенно вздохнула:

– Ну, вот. Дюжина всего и осталась.

– Ага… и каждый всенепременно в отказ пойдет, в чем я ни чуточки не сомневаюсь.

– Я тоже, – согласно кивнула Полина. – А значит, и рановато еще с ними со всеми разговаривать. Сначала подумать – чем эти смерти связаны, зачем нужны были?

Поднявшись с лавки, Ремезов потянулся и смачно зевнул:

– Может, завтра подумаем, а? Утро вечера мудренее.

А завтра, к вечеру, пришла еще одна худая весть – и снова от монголов. Внезапно умер их самый знатный борец, прямо после схватки и умер, всех победил, выпил и вскоре скончался – пошла горлом кровь.

– Отравлен! – решительно заявила Полинка. – Только уж не докажешь теперь. Однако кое-что узнать можно. Провор!

– Слушаю, моя госпожа! – с поклоном возник на пороге отрок.

Видать, сидел, дожидался рядом, в людской. И зову явно обрадовался. Еще бы – не каждому такие поручения доверяют!

– Лети стрелою к вежам, вот грамота – чтоб тебе все там показали да рассказали.

– Расскажут, – польщенно хлопнув ресницами, заверил Провор. – Сотник-то тамошний меня уже знает. Искать, госпожа моя, что?

– А что этот парень, борец, пил – выясни. Откуда взялся напиток, кто приносил, пил ли его кто-то еще и сколько именно… Да ты запомнишь ли?

Отрок обидчиво покусал губы:

– Госпожа моя, я еще не то запомню!

– Ну, ладно, ладно, надулся… Еще выясни, кто там на борьбу смотрел… ну, сколько гостей было. Всех запиши поименно, не пропусти ни единого!

Ремезов все это время находился в опочивальне, думая, где бы раздобыть денег на пристань. Тех, что уже имелись, как-то оказалось мало, что и доказал еще в обед пришедший с подробной описью тиун Демьянко. Вот где взять-то?! Попросить у Ирчембе в качестве отсроченной дани? Или снова взять с горожан? Так сколько уже можно брать-то! Так и до классовой борьбы недалеко… Господи… Господи… Да с купцов, с торговцев транзитных и взять, сборы за переправу повысив. Ненамного – на медяху всего, – а купцов-то много, вот и хватит… Хватит-то, наверное, хватит, да вот только больно уж долго собирать. Но другого выхода нет, похоже.