Андрей Посняков - Боярин: Смоленская рать. Посланец. Западный улус [сборник litres]

– А ты что скажешь, милый?

– Думаю, все ж за перевоз повысить налог.

– Чего-чего? – заглянувшая в опочивальню боярышня удивленно захлопала ресницами. – Какой перевоз? Я тебя про смертоубийство спрашиваю.

Ремезов в ответ отмахнулся – и без того заботы имелись:

– Лучше вечера подождем, милая. Как раз и Провор явится, чего-то разнюхает.

Провор явился. С таким огромным списком гостей, что даже непосвященному в тайны следственных дел человеку было безоговорочно ясно – искать здесь убийцу все равно, что иголку в стоге сена – без магнита никак не найдешь. А чтобы здесь могло бы стать таким вот магнитом?

Похоже, именно над этим и размышляла сейчас до крайности озабоченная Полинка.

– Может, еще разок списки сравнить, ну, с этим, новым, – молодой человек старательно прятал ухмылку.

– Составила уже, – отмахнулась боярышня. – Кое-кого себе выписала. И все же… что-то иное надо искать. Что эти убийства вместе связывает?

– А вдруг не убийства, а убитых?

Павел даже немного обиделся – его родная супруга посмотрела на него с таким видом, будто столь мудрую мысль неожиданно изрек обеденный стол или лавка. Глянула… и улыбнулась:

– А ведь верно! Я ж про то уже и думала. Ты прав, прав, милый – именно тут и надо порыться, именно тут и искать.

Забыв про заметно округлившийся животик, женщина пулей бросилась в горницу:

– Провор! Эй, Проворе! Завтра к кипчакам сбегай – про Хыбаза их, покойничка, все узнай. Хыбаз Атанлы – запомнил?

– Язм, госпожа моя, и не забывал. Лютика с Горем можно с собою взять?

– Бери, конечно. Ключнику скажи, чтоб отпустил – мол, я велела.

Убитый Хыбаз Атанлы оказался одним из самых метких лучников! Этот – лучник, другой покойник – Минган – ловкий джигит, третий – борец… Вот что их вместе связывало! И все трое – то есть каждый по отдельности – уже заявились на олимпиа… тьфу – на состязания.

Тут же возник законный вопрос – а кто заявился еще?

Узнать это никакого труда не составило – еще пятеро. Целых пятеро, из которых один – и являлся убийцей. Или не один, а несколько…

А что связывало этих вот оставшихся пятерых? Тут уже и сам Ремезов вновь заинтересовался всем этим странным делом. Уж конечно, пятерку связывало одно: желание состязаться и победить, чего бы это ни стоило.

– Вот именно, – тихо повторила Полинка. – Чего бы это ни стоило.

Павел задумчиво потеребил бородку:

– А можно ведь и немножко иначе поставить вопрос. Кто из этих пятерых обладает в своем роде выдающимися качествами, не оставляющими соперникам практически никаких шансов на победу?

Боярышня радостно хлопнула в ладоши:

– А ведь верно! На живца предлагаешь ловить?

– На живца.

Никаких особых качеств у оставшихся пятерых багатуров не нашли, как – в меру сил – ни приглядывались, сколько ни расспрашивали сотников. Вся пятерка оказалась просто великолепной – молодцы один к одному. И на конях мчались отчаянно, и стрелы клали метко, и боролись – то один победит, то другой, то третий. Все – одинаковы, равные. Тем интереснее будут состязания, да только вот Ремезову от этого не легче: трое воинов погибло насильственной смертью, не простых воинов – из монгольской «тысячи», если не найти и покарать убийц, Ирчембе-оглан за своих спросит сурово.

Пока, правда, слава богу, не спрашивал, наоборот – прислал приглашенье на пир. Вот и отправился Павел, без жены (в ее-то положении только по пирушкам и ездить!), но с «верхушкой муниципальной администрации», как Ремезов называл старых своих друзей – Демьяна. Окулку-ката, Микифора… Еще и сотники с лучшими своими воинами поехали, а как же – участников перед состязаниями показать!

Добрались быстро – за полдня: переправились через Днестр на правый берег, а там уж и рукой подать. Выстроенный – точнее сказать, строившийся – на месте древнего поселения даков, город так и назывался – Новый, или даже – Новгород, по-татарски – Янги-Шехр или Шехр-аль-Джедил по-арабски – будущий молдавский Орхей. Еще не были выстроены великолепные мечети и минареты – ислам еще не стал государственной религией завоевателей – однако уже шумели базары, голосили, расхваливая свои товары, торговцы, а солидные купцы выставляли на продажу рабов из Польши, Венгрии и многих русских земель. Шумели сады, яблоневый цвет разливался в воздухе сладчайшим медом, сияло в небесах яркое майское солнце.

Минган-у нойон собрал всех своих вассалов не в городе, а в степи, близ дубовой рощицы, под высоким каменным истуканом, безмолвном наследии невообразимо древних времен. Кругом стояли бело-голубые войлочные юрты-гэры, меж ними расстелили кошму, а многочисленные невольники уже таскали яства.

Как всегда, элегантный – в приталенном длинном халате цвета степных трав, в белых мягких сапожках, при золоченом поясе с привешенной к нему саблей в изысканно усыпанных самоцветами ножнах – Ирчембе-оглан встречал всех приветливо, каждому улыбался, каждого похлопал по плечу, а Ремезова так самолично проводил до отведенного на кошме места, довольно престижного – справа от самых важных и почетных гостей, кои – как только что узнал Павел – приехали из далекой Монголии. Не от хана ли Гуюка, так и не оставлявшего надежды стать с помощью своей матери, хитроумной регентши Туракины-хатун, верховным правителем обширной империи. Об этом все хорошо знали, как и том, что хан Улуса Джучи (будущей Золотой Орды) великий Бату и в грош не ставил ни Гуюка, ни Туракину со всеми их претензиями. Враждовали, да, и совсем скоро дело могло дойти до большой войны.

– Вот, рядом со мной, купцы, – сюзерен все же счел необходимым представить почетных гостей. – Почтеннейшие работорговцы, богатейшие люди – Ли Чань, Суань Го, Игдорж Даурэн с племянником своим, Бару.

Забавный мальчишка этот Бару – с косичками. Игдорж, судя по имени и облику – монгол: меркит или найман, а все остальные – явные китайцы… или уйгуры…

– А это – мой верный нойон Павел, правитель Тиверы.

Купцы – или кто там они были – вежливо покивали. Поклонившись в ответ, боярин уселся на кошму, внимательно разглядывая гостей. Одеты богато – даже Бару – шелковые халаты, на китайцах (или уйгурах) – красные, с золотыми вышитыми драконами, на монголе – небесно-голубой. Перстни, золотые цепочки… не слишком ли для простых купцов, обычно не имевших привычки выставлять свое богатство на всеобщее обозрение, особенно в чужих землях, перед чужими людьми.

– Прошу, дорогие гости, выпейте вместе со мной!

Заиграли трубы и рожки, гости выпили, закусили, облизав пальцы. Жирная баранина как-то Ремезова не прельстила, даже после крепкой кумысной водки – арьки. От такой еды – только изжогу заработаешь, или гастрит… как и от острого твердого сыра в небольших шариках или от вяленной тоненькими полосками конины. Поданную к столу парную говядину по степным обычаям тоже не очень-то долго варили, просто сунули в кипящую воду и тут же вытащили, подали к столу – кушайте, дорогие гости! Даже соли пожалели, аспиды.