Михаил Ланцов - Полковник Империи

– А может быть, он хитрый профессионал? – не отступал второй старик.

Вальтер уже хотел психануть и выкрикнуть что-то злобное, но услышал чеканные шаги в коридоре. Судя по походке, шёл кадровый офицер. Вряд ли боевой. У них шаг быстро меняется, становится более мягким, гибким, хищным. Пропадает чеканка. А даже когда имеется, то вот так звонко никогда не выходит. Да. Это был определённо «цокот» кадрового офицера тыла – одного из тех, что имеет и время, и возможность, и необходимость следить за своим видом и общим образом.

Ещё до того как дверь открылась, Грабе уже примерно сформировал визуальный образ идущего. Сила чеканных ударов сапог о паркет, их манера и частота говорили ему многое. Он обернулся к открывшейся двери и едва сдержал улыбку. Да… профессионализм не подвёл его, хотя это дело заставило усомниться в собственных возможностях. В помещение вошёл холодный и предельно ухоженный офицер. Идеально выбритый и постриженный так, словно только что вышел от парикмахера. Форма его была такой же безукоризненно чистой, выглаженной и вообще производила удивительное впечатление. Вальтер всегда считал, что умеет носить свой мундир, однако рядом с тем, кто вошёл, любой бы почувствовал себя неряхой и деревенщиной. Образ дополняли достаточно приятный, едва уловимый запах нейтрального одеколона и изящная трость из чёрного дерева с обкладкой серебристым металлом. Может быть, и правда серебро, но сути это не меняло.

А вот серебристые витые погоны майора у вошедшего дополнял синий крест «Pour le Merite». Отчего Вальтер резко потерял зачатки улыбки на лице и скривился, словно от приступа зубной боли. Боевой орден. Высший. Его просто так не давали.

– Ла-Манш. Медея, – коротко ответил вошедший, двумя словами давая понять, за что награда.

Пара секунд замешательства, и Грабе вспомнил историю начала войны, когда какой-то лётчик сумел потопить эсминец в Ла-Манше. Подробности он не помнил, но, кажется, сбросив удачно импровизированную бомбу из восьмидюймового морского снаряда. Больше никто этого подвига повторить не смог. С одной стороны, британские корабли как по мановению волшебной палочки обросли простенькими средствами ПВО, которые «этажерки» преодолеть были не в состоянии. С другой стороны, тому парню просто повезло.

Сейчас же Вальтер, судя по всему, и наблюдал «того парня». И ему это не нравилось, так как получалось, что он ошибся в своих ожиданиях и прогнозах. Снова. Перед ним был боевой офицер. Не из пехоты или кавалерии, а из авиации, что меняло многое. И «просто повезло» тоже выглядело в отношении него странно. Этот парень не выглядел везунчиком по жизни. Слишком хорошо и много над собой работал, что говорило об обратном. Везение расхолаживает, распускает. А тут всё наоборот. Так не бывает… Значит, что? Всё не так… всё не то…

– Добрый день, – нарушил ход его мыслей вошедший. – Пауль Смекер. Контрразведка. Я забираю у вас это дело, – произнёс он тоном спокойным, но предельно уверенным и не терпящим возражений. – Рассказывайте. Что удалось выяснить?

Вальтер хотел было уже потребовать документы, потому что для контрразведчика вошедший выглядел слишком неправильно. Но передумал. Слишком много ошибок, идущих вразрез с его опытом и знаниями, он уже допустил в этом деле. Здесь всё выглядело не тем, чем кажется. Да и как-то этого парня сюда пустили? Старый фельдфебель, что командовал постом охраны, не имел склонности ни к лизоблюдству, ни к подхалимству, да и трусостью не отличался. Имел боевые награды. И вряд ли пропустил бы штабного, не проверив его документы. Вряд ли… хотя орден на груди Пауля менял многое. Впрочем, не важно. Грабе тяжело вздохнул и начал рассказывать всё, что удалось найти. Без выводов. Просто – факты и детали.

Он говорил, а Пауль внимательно смотрел. Всюду. В том числе и на пол, где осталось немало следов пребывания русских. Их сапоги были подкованы специально для удобства в условиях бездорожья. То есть – с несколько выступающими шляпками гвоздей. Если ходить по паркету в таких не слишком осторожно, можно оставить массу царапин. А если аккуратно, то просто промять небольшие ямки. Из-за чего паркет выглядел довольно погано. Когда же Вальтер уже заканчивал свой доклад, Пауль остановился у стены, где были начертаны какие-то слова на неизвестном языке.

– Что это?

– Надпись. Сделана мелом. На каком языке – выяснить не удалось.

– Чем-то похож на санскрит… – задумчиво произнёс Пауль. – Но нет. Слишком отдалённо. А что говорят свидетели? Остались свидетели, что посещали это помещение при русских?

– Остались. Но они говорят всякую ерунду. Видимо, были сильно перепуганы.

– Ерунду? Какую же?

– Что херр полковник общался с воронами, например.

– Общался?

– Да. Именно общался. Он у них что-то спрашивал. Те отвечали. Но никто, кроме херра полковника, их ответы разобрать не мог. Как вы понимаете, всё это выглядит очень странно и похоже на то, что свидетели были сильно перепуганы. Вот всякие глупости и мерещились. Или пьяны, что я не исключаю.

– Крупные птицы, что были на этом столе, – кивнул Пауль, – разве не вороны?

– Похоже на то, – чуть стушевался Вальтер. – Мы нашли большое чёрное перо. Как оно тут оказалось – не вполне ясно. Но да, могло и из птицы выпасть. Следы когтей и клюва на столе остались довольно отчётливые.

– И помёт.

– Что? Ах да. И помёт. Но по говну, к сожалению, породу птиц я различать не умею…

Несколько минут спустя в помещение вошли, испуганно озираясь, двое мужчин. Уже немолодых. Что вполне очевидно. Вся молодёжь была на фронте.

– Что это? – спросил Пауль, указывая на надпись на стене.

– Древнее проклятье, херр майор, – ответил без промедления тот, кто был постарше.

– Серьёзно? И ты знаешь, что оно значит?

– Не могу знать. Но звучало оно устрашающе.

– Звучало? Можешь повторить?

– Мне кажется, такие вещи вслух лучше не говорить.

– Тогда напиши, – кивнул Смекер, кивнув на лежащую на столе бумагу.

– Да, конечно, – нехотя кивнул мужчина и опасливо подошёл к столу. Замер на несколько секунд. А потом нагнулся, выдвинул ящик, достал оттуда лист писчей бумаги и, аккуратно пристроившись на краешке стола, начал писать. Время от времени осеняя себя крестным знамением.

– Всё? – поинтересовался Пауль, когда мужчина замер очень надолго.

– Никак нет, херр майор. Пытаюсь вспомнить. Я в хоре воскресном пою. Слух хороший и память на слова. Но язык незнакомый. Трудно вспоминается звучание. – Потом нагнулся над листком. Сделал несколько пометок. И, встав, подал плод своих трудов Смекеру. – Вот, теперь всё.

– Аш назг дурбатулюк… – начал озвучивать написанное Пауль.

– Херр майор, прошу, не надо, – взмолился мужчина. – У меня от этих слов мурашки по коже и не по себе становится. А как увижу эту надпись, так и совсем дурнею.