Николай Нестеров - Cнова дембель

Оставлять двух новобранцев, даже не принявших присягу, вне пределов воинской части, да еще на ночь глядя не положено по инструкции, поэтому с нами остался сержант Сидоренко. Крайне недовольный, к слову. Оно и понятно, и ужин пропустит и праздник в автопарке по случаю удачной добычи пропустить может.

Как только дождь чуть стих, я забрался под капот и быстро обнаружил неисправность. Выскочил высоковольтный провод с катушки зажигания. Воткнул его обратно и сообщил, что может отправляться, а если поторопимся, то и на ужин успеем.

Планам на сытный вечерний корм не удалось сбыться. По прямой от железнодорожной станции до нашей воинской части менее двух километров или десять минут неспешной езды, даже с учетом сумерек и дождя. Но доехать нормально мы не смогли. Товарищ Огнев по неопытности свернул не туда, и вместо главной дороги пришлось ехать по параллельной улице. Сидоренко крепко обматюкал нашего Сусанина, но возвращаться не стали, по его словам все равно выйдем прямо к части, только асфальт здесь похуже.

Одна случайность повлекла за собой вторую. Через пять минут мы у перлись в какое-то собрание местных жителей прямо посреди проезжей части.

Мелькнула мысль, что это очередной митинг, которые любят устраивать местные демократы по любому поводу. Но как-то место и погода плохо сочетались с таким предположением. Окраина города и дождь — даже для сильно упоротых — это перебор.

Какой-то абрек бросился к нам наперерез и начал орать что-то нечленораздельное. Что примечательно, в руках у него оказался метровый прут из арматуры, коим он и размахивал оживленно. Как я понял, нам предлагали развернутся и уехать по-добру поздорову. Правда в матерной форме, но зато конкретно и без ненужной двусмысленности. Наверное, это было бы лучшее решение для нас, толпа агрессивная и не менее двух десятков человек, причем даже вилы и топоры в руках встречаются. Что уже ни в какие ворота не лезет.

Акулий плавник мне в суп! Сегодня первое декабря, а это значит только одно! Никакой это не митинг, это армянские погромы начались. Как только сталкиваешься с самим событием, так тут же в памяти всплывает «контекстная подсказка», связанная с этим моментом.

В начале декабря 1988 года начались самые массовые армянские погромы в Азербайджане, и соответственно азерские погромы в Армении. Число беженцев и пострадавших с обеих сторон превысило двести тысяч человек, причем взаимный геноцид не прекратился даже после трагедии в Спитаке. Лишь ослаб на некоторое время.

Даже в моем времени историки не могли определить с чего все началось, а сейчас и подавно никто ничего понять не может. Считается что первопричина — это армянские погромы в Сумгаите, пригороде Баку в марте 1988 года. Но это совершенно точно не так, поскольку главными участниками этих событий и самыми большими зверствами отличились азерские беженцы из Еревана, которые в тот момент жили в палаточных городках вокруг Сумгаита в жуткой нищете. К тому моменту десятки тысяч азербайджанцев уже были выгнаны из всех крупных городов Армении.

Кто и зачем создал этот кровавый сценарий и воплотил его в жизнь, так наверное и останется тайной на ближайшее столетие. И даже определенного заказчика назвать трудно — слишком многие были заинтересованы в этой бойне.

Может мы и не вмешались, все же численное превосходство у противника было подавляющим, к тому же вооружены холодным оружием, но в этот момент раздался женский крик. В таких случаях пишут: «полный боли и отчаянья», но мне не до поэтичных метафор было. Четверо мужиков вытащили из распахнутых ворот визжащую девицу, держа ее за руки и за ноги. Тут и гадать нечего — не в ролевые игры баловаться будут.

Дальше все как в калейдоскопе завертелось. С одного удара вырубаю мужика с арматурой, он отвлекся на женский визг и прозевал мой прыжок из кабины.

— Жека жми клаксон не останавливайся ни на секунду.

Хватаю из-за сидения бутылку с «эрзац-веретенкой», все же правильная была первая ассоциация с «коктейлем Молотова», поджигаю тряпку и швыряю на асфальт по ноги погромщикам.

Сигнал на Зиле воздушный, давление от компрессора в несколько атмосфер, поэтому похож на гудок паровоза, и рев его создает нужное впечатление. Коктейль имени министра иностранных дел СССР откровенно подкачал, едва занялось чадящее пламя, никто не пострадал, да я и не старался попасть — лишь напугать.

Арматура — это реально страшное и эффективное оружие в умелых руках, но калечить людей я посчитал неразумным. Мне же потом отвечать придется, наверняка эти же козлы потом жалобу накатают, что тихо мирно пасли овец на дороге, и их «железной палкой злой урус-солдат бить сильно делал».

Поэтому с сожалением отбросил стальной «прут воздаяния» и пустил в ход армейский ремень с прекрасной медной бляхой в качестве украшения. Зато мог себя ни в чем не сдерживать, развешивая люлей направо и налево не ограничивая в удовольствии.

Сюрприз! Из ворот выскочил дашнак в папахе и с… обрезом в руках.

— Так мы не договаривались, — возмутился я и заехал бляхой ему прямо в лоб. Если бы не папаха — точно прибил бы, от всей души врезал. Но аборигену определенно повезло — отделался всего лишь обмороком.

Имея в руках обрез охотничьего ружья, производить воспитательные действия оказалось намного удобнее. Доморощенные абреки мгновенно бросились врассыпную. К тому же рядом неожиданно объявился сержант Сидоренко с, той самой брошенной мной, арматуриной в руках.

— Славно повоевали, — произнес он с явным сожалением, поскольку никого не успел перевоспитать лично, хотя инструментом обзавелся.

— Валить надо, могут вернуться.

Как я и предполагал, жертвой погрома оказалась армянская семья. Отец, жена и симпатичная черноглазая дочка — Карина. Папашу отметелили на совесть, похоже пару ребер сломали, сам он передвигаться не может, хозяйка отделалась легким испугом. Судя по имени — она вообще не армянка, а местная талышка! Может поэтому не тронули, может просто очередь не дошла.

Пришлось забирать спасенных с собой, не оставлять же. С огромным трудом запихали всех троих на переднее сиденье, мы же с Сидоренко устроились на подножках, держась за зеркала заднего вида. Ружье прихватил с собой. Сдам в особый отдел, как вещественное доказательство.

С грехом пополам, доползли до ворот части, Жека, боясь нас потерять, не разгонялся больше двадцати километров в час.

На территорию части нас естественно не пустили, тормознули на КПП и вызвали дежурного по части. Тот оценив обстановку не придумал ничего лучше, как задержать всех «до выяснения», так что я пролетел мимо ужина, как фанера над Парижем. Шляхтич и вовсе заявил, что со мной больше никогда и никуда не поедет, потому что все мои планы заканчиваются одинаково печально.